Эндана

Но самым неожиданным стало то, что с приятелями вызвалась идти Дарлина. Никакие убеждения не смогли отвернуть девицу от принятого решения, и, потратив три часа на уговоры, родственники сдались. Эдвин во время семейного разбирательства тихо просидел в сторонке. Он чувствовал себя виноватым, хотя не понимал почему.

Уже укладываясь спать в маленькой комнате Хранителя, принц решился задать ему один вопрос:

– Итирия, скажи, почему вы, вейаны, так не любите нас, людей?

То ли юноша еще не пришел в себя от выходки сестры, то ли действительно тема была болезненной, но вейан, резко повернувшись к энданцу, сердито сказал:

– А с какой стати мы должны вас любить? Ведь это из-за вас мы покинули когда-то любимые города! И это из-за вас дворец правителей пустует! Потому что это вы, люди, убили последнюю выжившую наследницу – прекрасную Ливилой!

– Как, как ее звали? – встрепенулся Эдвин.

– Ливилой, – устало повторил Итирия и насупился, услышав неуместное хмыканье принца. – Не вижу в этой истории ничего смешного!

– Прости за веселье, но никто твою драгоценную наследницу не убивал! Она благополучно вышла замуж, родила троих детей и пережила супруга аж на восемь лет!

– Позвольте поинтересоваться, ваше высочество, откуда у вас такие сведения? – все еще сердито спросил вейан.

– Как откуда? – снова хмыкнул принц. – Мой наставник мучился целых шесть месяцев, но все-таки заставил выучить наизусть семейную генеалогию, а эта дама моя прапрапрапра уж не помню, в каком колене. У нас даже ее портрет сохранился. Да и в вашей галерее тоже, если память меня не подводит, он шестой или седьмой от входа. То-то я думал, что она мне кого-то напоминает!

Итирия выслушал новость в изумленном молчании, а потом осторожно спросил:

– Так, значит, вы, принц, прямой потомок Ливилой?

– А то как же! – рассмеялся юноша. – Так что нечего на людей напраслину возводить. У нас, считай, одна треть населения страны – отдаленные потомки ваших сородичей. Их немало осталось после войны.

– Это очень важные сведения, Эдвин! Если бы советники знали об этом, решение могло быть иным!

– Могло, а могло и не измениться, – нахмурился молодой человек, – так что не будем гадать. Завтра я ухожу! Ждать еще двадцать дней мне не по силам. Тем более что толку от этого ожидания никакого! Так что давайте спать, Хранитель.

Вейан молча улегся на матрас, расстеленный на полу, и послушно закрыл глаза. Правда, теперь на губах Хранителя блуждала довольно вредная улыбка.

* * *

Едва лучи утреннего солнца коснулись щеки Эдвина, как он сразу открыл глаза. Юноша сел на кровати, потянулся, сладко зевнул и принялся одеваться, хотя этот процесс закончился быстро, едва принц натянул штаны. Бросив застегивать пуговицы, он в изумлении уставился на руки и громко взревел:

– Какого демона?! Кто посмел! Итирия!!

Причина столь громогласного недовольства молодого человека оказалась проста – его ногти за ночь покрыли пластинами, похожими на те, что украшали руки стражников во дворе и руки советников. Только на этот раз пластины сияли не серебром, а золотом, и на указательном пальце левой руки красовался отчетливый знак в виде раскрывшего крылья грифона – геральдического знака давно сгинувшей династии.

– Итирия, я тебя придушу за такие шутки! – набросился было на приятеля Эдвин, но спальное место вейана уже убрали, да и сам Хранитель, похоже, убежал по делам, оставив энданца высказывать возмущение мебели.

– Ну дай только до тебя добраться! – пообещал пустоте принц и запрыгал на одной ноге, пытаясь одновременно заправить в штаны рубашку, отколупать пластины и натянуть сапоги. Нельзя сказать, что у него это хорошо получалось, а тут еще скрипнула дверь, явив на пороге виновника плохого настроения его высочества.

– Ну чего вы ревете, принц, как раненый сироху? Всех в доме переполошили, – мягко попенял Эдвину волшебник.

Он лучезарно улыбался, невероятно довольный результатом ночных трудов.

Заметив, как принц, чуть не оторвавший пластину вместе с ногтем, сморщился от боли, Хранитель поспешно сказал:

– Не трогайте! Все равно ничего не получится.

– Убери эту ерунду с моих пальцев! – потребовал принц. – Я тебе не праздничное дерево, чтобы меня украшать!

– Не могу! – развел руками вейан. – Это необратимое волшебство сроком на один год, потом оно само пропадет.

– На сколько?! – Сапог выпал из рук юноши, а он сам обессиленно опустился на кровать, продолжая с отвращением ковырять пластины.

Итирия спокойно взирал на попытки принца избавиться от родового знака отличия.

Наконец Эдвин сдался, мрачно посмотрел на приятеля, осведомившись:

– Ну и зачем тебе это потребовалось? Чтобы улучшить мое настроение?

Яда в голосе энданского принца хватило бы на десять сций.

Вейан рассмеялся:

– О нет, так далеко мои планы не шли! Напротив, я собрался испортить настроение нашим осторожным советникам. Одно дело отказать в помощи обычному человеку, а другое – последнему потомку прекрасной Ливилой.