Эндимион. Восход Эндимиона

Должно быть, Энея уже устала от моих постоянных «почему». Я и сам чувствовал себя трехлетним ребенком.

– Ученые привыкли считать, что фундаментальные эволюционные модели множатся. Это явление называют дивергенцией. Но оказалось, что все совсем не так. Разнообразие основных моделей уменьшается по мере нарастания антиэнтропийного потенциала – эволюции. Посмотри, к примеру, на выходцев со Старой Земли: что у них одна и та же структура ДНК – это понятно, но ведь у них и основная модель одна и та же: все они развились из существ с радиальной симметрией, с глазами, питавшихся через рот, двуполых… словно отлитых в одной форме.

– Но мне показалось, ты только что сказала, будто разнообразию принадлежит главная роль.

– Именно. Но разнообразие вовсе не то же самое, что структурная дивергенция. Как только эволюция натыкается на хорошую модель, она отбрасывает варианты и сосредоточивается на почти бесконечном разнообразии производных этой модели – на тысячах, десятках тысяч взаимосвязанных биологических видов.

– Трилобиты, – произнес я, уловив ее мысль.

– Да. А когда…

– Жуки, – продолжил я. – Все эти чертовы виды жуков.

Энея широко улыбнулась:

– Точно. А когда…

– Насекомые! На всех планетах, где я побывал, одна и та же куча треклятых насекомых. Комары. Бесчисленное множество всяких…

– Ну вот, ты все понял! Как только основы модели разработаны и открыты новые ниши, природа жмет на всю катушку. Жизнь втискивается в эти ниши, внося разнообразие в базовую конструкцию организмов. Новые виды. За последнее тысячелетие с началом межзвездных перелетов возникли тысячи новых видов – и далеко не все созданы генной инженерией, некоторые просто в бешеном темпе приспособились к тем подобиям Земли, куда их занесло.

– Триаспии, – сказал я, вспомнив Гиперион. – Вечноголубые растения. Челма. Тесловы деревья.

– Это туземные виды, – возразила Энея.

– Итак, разнообразие – это хорошо, – подытожил я, пытаясь докопаться до сути того, о чем мы говорим.

– Разнообразие – это хорошо, – согласилась Энея. – Но по крайней мере один биологический вид Старой Земли лишен всяческого разнообразия… во всяком случае, он нисколько не изменился на колонизированных планетах с благоприятными условиями.

– Мы. Человечество.

– Именно. Мы застряли в рамках одного вида, – мрачно кивнула Энея. – Страшно давно застряли. Теперь у нас есть шанс быстро прийти к разнообразию, но институты вроде Гегемонии, Империи и Центра препятствуют этому.

– А необходимость разнообразия распространяется на человеческие институты? – поинтересовался я. – На религию? На социальные системы? – Я думал о людях, которые помогли мне на Витусе-Грей-Балиане Б. Я думал о народе Спектральной Спирали Амуа и их сложных, запутанных верованиях.

– Целиком и полностью. Посмотри туда.

А.Беттик остановился рядом с мраморной плитой, на которой были высечены слова на китайском и древнем стандартном английском:

Вознесся под синий купол небес
Восточного пика топаз.
Но в горных отрогах лощина есть,
Что скрыта от праздных глаз.
Ее не ваяла людская рука.
Здесь тайна царит и покой,
Ее осеняет природа сама
Кровлею облаков.
Пусть смена сезонов и времени бег
В мир перемены несет.
Я в дивной лощине пребуду вовек,
Где замер событий ход.

Дао-Юнь, жена генерала Ван Нинь-чи, 400 год до Р. Х.

Мы двинулись дальше. Когда я поглядел вверх, мне показалось, что на верхней площадке последнего лестничного пролета маячит что-то красное. Может, это и есть Южные Небесные Врата, открывающие путь на вершину? Пора бы.

– Разве не прекрасная мысль? – сказал я, имея в виду стихотворение. – Может, подобное постоянство в человеческих институтах не менее, а то и более важно, чем разнообразие?

– Важно, – согласилась Энея. – Но как раз этим-то и занималось почти все человечество на протяжении последнего тысячелетия, Рауль… воссозданием институтов и идей Старой Земли на разных мирах. Взгляни на Гегемонию. Взгляни на Церковь и Священную Империю. Взгляни на эту планету…

– Тянь-Шань? По-моему, он изумителен…

– Согласна, но все это – сплошное заимствование. Буддизм немного эволюционировал… Во всяком случае, от идолопоклонничества и ритуалов вернулся к здравому смыслу, отличавшему его с самого начала. Но в остальном все это лишь попытка возродить то, что было утрачено вместе со Старой Землей.

– Что именно?

– Язык, одежду, названия гор, обычаи… Черт, Рауль, даже это паломничество и храм Нефритового Императора, если мы туда когда-нибудь доберемся!

– Ты хочешь сказать, что на Старой Земле есть гора Тай-Шань?

– Именно. И Град Мира есть, Небесные Врата, Драконова Пасть. Конфуций совершал на нее восхождение более трех тысяч лет назад. Только в лестнице на Старой Земле было всего семь тысяч ступеней.