Эндора

Через полчаса они сидели в небольшой пиццерии, и Катя, пластая ножом тугой треугольник пиццы, думала о том, насколько же это здорово: быть свободной, ни от кого не зависеть, делать то, что ты хочешь. С нее наконец-то сняли тяжеленные кандалы, которые она таскала с осени, и казалось, что она способна взлететь в любую минуту.

— Никакой магии, — задумчиво промолвила она. — Абсолютно никакой магии.

Артем пожал плечами. Ему, в отличие от Кати, дух свободы не ударил в голову.

— Я одно не могу понять, — произнес он. — Почему тебя все-таки отпустили. Это неправильно, Кать.

Катя кивнула и обнаружила, что недавний аппетит куда-то исчез. Она медленно и с усилием разрезала-таки пиццу на небольшие кусочки и сказала:

— Меня должны были убить. Это однозначно. Ты бы и убил.

Артем выпрямился на стуле, и Катя обнаружила, что впервые видит на скуластом лице своего бывшего денщика какие-то сильные эмоции. Сейчас это была обида, смешанная с презрительной брезгливостью: Артема самым натуральным образом перекосило.

— Я бы не убил, — медленно проговорил он. Его ноздри раздувались, словно голем выпускал пар. — Как ты могла такое подумать?

— А что я еще должна подумать? — вопросом на вопрос ответила Катя, несколько обескураженная таким всплеском эмоций у достаточно меланхоличного Артема. — Это твоя работа. Ты прибирал моих мертвяков и прибрал бы меня.

Артем отодвинул тарелку, внезапно швырнул салфетку с коленей прямо в недоеденную пиццу и широким шагом вышел из зала. Несколько мгновений Катя сидела ни жива, ни мертва, не понимая, что теперь делать, но потом быстро достала из кармана несколько купюр, бросила их на стол и кинулась за Артемом.

Голем обнаружился на улице: он сидел прямо на ступенях, ведущих в пиццерию, и щелкал зажигалкой, задувая возникающий огонек. Помедлив, Катя села рядом с ним, и Артем проговорил:

— Помнишь, ты спросила, когда у меня день рождения?

— Не помню, — испуганно призналась Катя: она в самом деле не помнила и не могла понять, какое это теперь имеет значение.

— Я сказал, что второго мая, — тем же глухим ровным голосом продолжал Артем. — А ты сказала, что я Телец по гороскопу, а все Тельцы упрямые, но в то же время практичные. И спокойные. Помнишь?

— Я не помню, Тем, — с грустью сказала Катя. Возможно, у них и была такая беседа в те дни, когда Катя, попав в центр Знаменского, еще пыталась как-то разговорить денщика и, может быть, даже подружиться с ним.

Артем покачал головой.

— Ну вот… Жаль. А помнишь, ты спросила, какие я книги читаю?

Катя кивнула.

— Ты сказал, что редко читаешь. Но любишь Юлиана Семенова и Голсуорси. Я тогда подумала, что это странный выбор. Что ты назвал первые имена, которые просто пришли в голову.

Артем усмехнулся. Печальная горечь стиснула его лицо болезненной гримасой.

— Я правда их люблю. Но дело сейчас не в этом. Кать, у меня только мама спрашивала, какие я книги читаю. Больше никому и никогда до этого и дела не было. Тем более, у Знаменского. А ты взяла и спросила. Тебе было не все равно. Что я читаю, когда у меня день рождения, смотрел ли я «Властелина колец». Смотрел, да… Ты со мной говорила не просто потому, что больше не с кем, — Артем усмехнулся и еще раз щелкнул зажигалкой. Посмотрел на маленький язычок огня и дунул на него. — Потому что ты хотела со мной подружиться.

Мимо прошла веселая компания молодежи. Ребята посмотрели на Катю и Артема и, с негромким хихиканьем обменявшись тихими репликами по их поводу, скрылись за дверями.

— Я бы тебя никогда…, - промолвил Артем. — Придумал бы что-то. Кать, неужели ты не видишь?

— Что? — спросила Катя. Больше всего ей хотелось закрыть Артему рот ладонью, чтобы он больше ничего не сказал.

— Что я не такой, как они все. Голем я или кто еще…, - Артем говорил сбивчиво, будто нужные слова ускользали и не давались ему в руки. Кате вдруг захотелось стукнуть себя по голове за собственную слепоту. Все это время рядом с ней был очень хороший и добрый человек, который всеми силами старался сделать так, чтобы она чувствовала себя максимально удобно в своем заточении. Этот парень с рыжеватыми волосами и острыми скулами, владелец плюшевого гуся и доброго десятка постеров к «Звездным войнам» мог бы стать ей настоящим другом — если бы она пораньше раскрыла глаза.

— Прости, — сказала Катя. — Я очень сильно тебя обидела, прости.

Артем в последний раз щелкнул зажигалкой, и Катя растерянно замерла, не понимая, почему она вывалилась из его пальцев и упала на ступеньки. Артем с какой-то странной неловкостью покачнулся и упал тоже — испуганно глядя, как он заваливается вбок, чтобы распластаться на ступеньках, Катя думала, что сейчас он точно похож на голема: нелепую и неловкую куклу, со лба которой стерли волшебные оживляющие знаки.

— Шем Гамефораш, — глубоко и напевно произнес голос Рудина откуда-то сзади. Испуганно обернувшись, Катя увидела, как он неторопливо движется к лестнице. — По легенде именно так оживляют голема. Глиняный болван для черной работы.