Не так, как всегда: «Рыбка», а Рафал, да к тому же и Карпинский. Словно директор или еще выше.
Не очень-то нам хотелось оставаться. Утром мы с ребятами договорились, что после уроков сыграем на спортплощадке в вышибалы. Но все же остались. Из любопытства.
Правда, Рыбка не сказал нам ничего нового. Речь шла о Международном женском дне. О том, что необходимо что-то придумать, ведь до праздника осталось несколько дней. И что праздник нужно отметить, и что, возможно, у кого-нибудь есть предложения. Если есть, то пусть говорит. И так далее…
Ну, тут сразу выступил Войтек. Войтек всегда выступает первым, и у него всегда есть что сказать. И сейчас он сказал, что у него есть предложение отметить этот день салютом.
— Каким еще салютом? — спросили мы.
— А таким, — сказал он, — я и Филипп можем принести пистолеты, стреляющие пробками, и — бах, бах! — начнем стрелять как сумасшедшие, и будет очень весело. Вся школа узнает, какой это день!
Мы чуть было не согласились, но поднял руку Богдан и попросил слова. Он сказал, что вовсе не будет так весело, как представляет себе Войтек, потому что девочки боятся грохота, и будет лучше, если мы им принесем каких-нибудь животных. Они всегда любят кого-нибудь воспитывать. Это могут быть, к примеру, хомячки, или белые мышки, или что-то в этом роде.
Тут Мачек начал свистеть. А когда Рыбка ударил его линейкой и напомнил, что здесь не футбольный матч, а собрание, и на собрании не свистят, Мачек сказал:
— Я свищу, потому что это предложение никуда не годится! Во-первых, откуда мы возьмем столько белых мышей, чтобы всем хватило, в том числе и нашей учительнице. А во-вторых, еще неизвестно, чего девочки боятся больше — грохота или мышей.
И он начал рассказывать историю о том, как они жили в деревне и пошли раз в лес за грибами. А когда возвращались, их застигла страшная гроза. Вот они и спрятались в каком-то сарае, чтобы переждать непогоду. А в этом сарае были мыши. И когда его тетя увидела одну совершенно маленькую серую мышку, она с криком выскочила во двор и всю грозу просидела в поле, хотя шел сильный дождь. А гром гремел так, что весь сарай трясся.
— Да ну тебя, — сказал Богдан. — В сарае были серые мыши, а я говорю о белых. Серые — одно, а белые — совсем другое. Белых можно даже дрессировать.
— Это ты будешь дрессировать? — спросил Мачек и начал хохотать.
Тут мы разделились на два лагеря: половина была за мышей, а вторая вообще не хотела слышать о каких-то там мышах. Ни о белых, ни о серых.
Одни кричали:
— Мы-ши! Мы-ши! Мы-ши!
А другие верещали еще громче:
— Долой мышей! Мы не хотим мышей! Долой!
В конце концов, в класс вошла уборщица с щеткой и сказала, чтобы мы успокоились, потому что в школе никаких мышей нет. А если случайно какая-нибудь появится, то она ее сразу же прогонит.
И чтобы мы показали, куда она побежала…
— Кто? — спросили мы.
— Ну, эта мышь. Ведь вы же кричали, что здесь есть мыши! — сказала уборщица и начала оглядываться и шуровать щеткой под столом.
Тогда Рыбка объяснил ей, что она не поняла, о чем идет речь, потому что пока еще в классе никаких мышей не было, а мы как раз совещались о том, принести ли их в школу или нет.
Уборщица ужасно рассердилась. Она сказала, что таких детей, как мы, она сроду не видела и чтобы мы немедленно убирались отсюда, потому что ей надо подмести класс. И чтобы мы не кричали так, будто с нас кожу сдирают, тем более что выше этажом у старшеклассников еще идут занятия и мы мешаем им работать.
— Играть вы можете и на спортплощадке, — добавила она.
Мы ей объяснили, что мы здесь не играем, а проводим серьезное собрание. И еще мы обещали, что будем сидеть тихо и сразу же уйдем, как только решим один вопрос, но какой, ей сказать не можем, потому что она женщина.
— Ну и дети пошли, — покачала головой уборщица.
Потом она еще посмотрела на нас, как будто хотела что-то сказать, но, в конце концов, махнула рукой и вышла. Теперь нужно было поскорее заканчивать собрание. Конечно, о мышах уже никто не вспоминал. Зато других предложений было много.
Больше всего нам понравилось предложение Анджея. Анджей сказал, что каждый из нас вытянет по жребию какую-нибудь девочку из нашего класса и в день 8 Марта принесет ей цветок и красивый стишок, который сам сочинит. И наверняка все девочки будут довольны.
Это была прекрасная идея. И мы тут же принялись за работу.
На листочках мы написали имена девочек из нашего класса. Хорошо еще, что их было ровно столько, сколько мальчиков, и каждому досталось по одной. Листочки мы всыпали в берет Яцека и на всякий случай потрясли его. Конечно, берет, а не Яцека. Ну, и начали тянуть жребий.
Я вытащил Терешку. По-настоящему ее зовут Тереска, но когда-то, еще в первом классе, у нее спереди выпал зуб, и она называла себя «Терешка», и с тех пор так ее зовут все. Я тут же начал придумывать для Терешки стихотворение. У меня даже неплохо получалось. Вдруг я слышу, как за моей спиной Рыбка говорит Мареку Ястшембскому:
— Я первый сказал, что Рожко моя, и все!
— Нет, я первый сказал!
— А вот и нет!
— А вот и да!
— Вы о чем спорите? — спросил я.