Эндшпиль

Наутро же германскому лейтенанту стало не до разгадывания тайн российской разведки. Адмирал Бройзинг наконец согласился с предложением командира «Эмдена». И крейсер фон Мюллера отправлялся в Индийский океан. Русские отправляли туда же «Баян». Но Канарис, как и большая часть германских офицеров, полагали, что долго крейсировать в тех краях русские не смогут. Поскольку нефть, в отличие от угля, на призовых пароходах им вряд ли попадется.

Командир же «Эмдена» полагал, что, используя трофеи и учитывая незначительность базирующихся в Индийском океане сил Антанты, его кораблю предстоит неплохо поработать.

Российская империя. Желтороссия, село Лисово. Март 1910 г.

- Лисово село живет веселО!

Всем оно украшено -

Садами да букетами,

Девчоночки патретами…

- Поют? - недоверчиво спросил сам себя прохожий, солдат в серой шинели, с винтовкой и котомкой за спиной, неторопливо бредущий по дороге. Сзади, словно отвечая на его вопрос, негромко фыркнула невысокая, мохнатая «монголка». Лошадь, которую солдат вел в поводу, несла пару небольших вьюков. И была явно недовольна задержкой, учитывая доносящие до ее носа манящие запахи жилья, сулящие скорый конец дороги.

- Што, Каурка, притомилася? – снова произнес вслух солдат. – Ништо, скоро дома будем, отдохнешь, - и сделав пару шагов вперед, он проворчал себе под нос. – И где энти сторожа схоронились? Не дай бог, за хунгуза примут. Стрельнут, вахлаки, а опосля спросють…

- Стой, хто таков? – донесшийся сбоку вопрос слегка успокоил прохожего. Тем более, что голос показался ему знакомым.

- Антип, ты штоле? Соседа признавать не хотишь? – остановившись, спокойно ответил солдат.

- Его-о-ор? – недовречиво протянули из темноты. – Ты, штоле? Так поворотись, штоп Луна на морду светила… - предложил Антип. – Охти, соседушка и есть… Ты какой оказией здеся?

- По ранению отпуск получил. Штоп, значиться, оздороветь до конца. А ты штой-то прячесся до сих пор?

- Так по уложению, - удивленно ответил Антип. – Пока в сторожах стоим, значится, показываться правов не имеем. Шас к тебе подчасок придет, он и проводит до старосты. А уж потом домой пойдешь.

- Умно, - согласился Егор Панкартов. – Старостой-то кто нынече?

- А ты его помнить должон, - отозвался Антип. – Отставной фельдфебель Михеев. Ну тот, што лавочку открыл в позапрошлом годе. Умный, страсть. Но вредный! Гоняить народ почем зря. Вон Акунинский Хвилипп анамнясь вылез на свет, штоп на прохожего поглядеть. Так приговорил его Петро к пяти ударам розгой. За то, што мол уложение охранное нарушил.

- Ить и правильно, - неожиданно не согласился с соседом Егор. – Охрану нести надоть как следоват. Хунгузы оне хитрые. Он вылез, его бы пристрелили и на село пошли грабить… А штой-то у вас девки распелись? – сменил он тему.

- Хунгузов-то уж год не слыхать, - возразил Антип, продолжая, однако, прятаться. Впрочем, Егор уже засек, где он скрывается. – Девки же гуляют, што им. Парней не всех в рекруты забрили[16], вот и веселится молодежь. Пока отцы солдатчину тянуть… Бабам-то с ними управиться трудно. Да и староста особо в сие не мешается. Порядок не нарушають и ладно…

Появившийся молодой парень с ружьем в руках прервал беседу. Попрощавшись и пригласив соседа «заходить на днях посидеть за разговором» Егор отправился вместе с подчаском к дому старосты.

Шли неторопливо и медленно, так как дорогу скрывала ночная тьма, лишь временами рассеиваемая пробивающимися сквозь облака лунным светом. Спутник Егору попался малознакомый и молчаливый, похоже из новых поселенцев Отрезного конца. Тамошние жильцы старожилов, которые помнили времена, когда село было еще захудалыми Ловчими выселками, недолюбливали. Еще бы, давно укоренившиеся в Желтороссии первопоселенцы могли похвастаться перед «понаехавшими» немалым богатством. Лучшая земля, льготы, которых сейчас было куда меньше, да и просто та зажиточность, которая появляется у людей, долго и спокойно живущих и работающих на себя на одном месте. Плюс сболченные добрососедские отношения, позволявшие продвигать на сельском сходе свои решения… Короче, причины были и причины немаловажные в глазах приезжих. И даже батюшке Онуфрию пока никак не удавалось эту затяжную неприязнь убрать. Ни словом, которым поп владел превосходно, ни делом. Ибо молодой, крепкий, не чуждый сокольской гимнастике и работе руками в поле, «батюшка» мог запросто и приложить непослушного. Не кулаком, а просто щелбаном. Но таким, что шишка потом неделю сходила. А поп лишь приговаривал с укоризной: «Поколе слов не понимаешь, таковым поучать приходится».

Староста, к удивлению Панкратова, не спал и встретил их одетым по-уличному. Видимо, как понял Егор, собирался проверить сторожей. Егора он узнал сразу и обрадовался, узнав, что для поправки здоровья ему дали целых два месяца.