Энджелл, Перл и Маленький Божок

Утром глаз у Уилфреда сделался иссиня-черным, но рассеченная щека поджила. И хотя во всем теле ломило и левая нога из-за вывиха еле двигалась, он решил не вызывать врача. Раз возмездия не будет, то чем меньше огласки, тем лучше. Между ними воцарилось напряженное молчание, как после избиения Годфри на ринге.

Но вечером он все еще мучился от боли, и она позвонила врачу; тот пришел и сказал;

— Серьезных повреждений нет, кроме нескольких синяков и ушибов. Если боли не прекратятся, мы сделаем рентген, но я считаю, что в основном это шок, два дня в постели — и все пройдет. Весьма неприятный случай. Полиция еще не нашла того человека?

— Нет, — сказала Перл.

— Еще нет, — повторил Уилфред, терзаемый чувствами горечи одиночества и обиды.

Он пролежал в постели два дня. Перл ухаживала за ним, но разговоры их сводились к минимуму. Временами она удивлялась себе. Она всегда считала себя человеком прямодушным и честным и теперь поражалась той легкости, с какой в минуту опасности прибегала ко лжи, спокойно и невозмутимо вырвавшейся у нее, которой она пыталась все объяснить, скрыть и запутать. Роман с Годфри открыл в ней новый талант, и как легко и естественно… Но разве можно прожить жизнь, вечно обманывая, скрывая, играя навязанную роль?

Уилфред явно считал ее виновной за нападение, которому он подвергся, а также за последовавший вынужденный обман. В среду он поднялся с кровати и весь день перевешивал картины. Ему потребовалась в этом ее помощь, и несколько раз он обратился к ней за советом: приходилось вбивать гвозди, выдергивать их, решать вопрос о высоте и расположении картин. Разговор возник сам собой. И поскольку он затрагивал общий интерес, то не был столь вымученным, как прежде. Они вместе пили чай, обедали, и вечером он воспользовался своими супружескими правами.

Он решился на это впервые после боя Годфри с Кио, и это оказалось ловким маневром, ибо, сколько бы она ни убеждала себя в обратном, в субботнем нападении была виновна она. И хотя она удивилась и обиделась, но все же не отвернулась от него. Правда, ни он, ни она не получили удовлетворения. Супружеские отношения, лишенные привязанности и страсти, мертвы, как тело без души. Она, ради приличия, вяло принимала ласки, и он получил, что мог, мечтая о большем.

После, без пространных объяснений, она сумела показать ему, что отношение ее осталось неизменным, она по-прежнему полна решимости уйти от него. Она соглашалась выполнять свои обязанности, продолжала вести хозяйство и сидеть с ним за одним столом. Однако случившееся не возлагало на нее в будущем никаких обязательств.

Он же черпал утешение в том, что их близость, пусть неутешительная и безрадостная, снова возобновилась. Без подлого нападения на него Брауна этого бы не случилось, и пусть она говорит все что угодно, это было очко в его пользу.

В четверг, делая покупки в Найтбридже, Перл вдруг услыхала за спиной голос:

— Ну как, он еще не окочурился?

У нее все внутри оборвалось. Его лицо по-прежнему выглядело ужасно, но он хоть побрился. Одинокий волк. Бродит в поисках самки.

— Да разве такого прикончишь? — продолжал он. — Ей богу, это все равно что выколачивать перину. Одной рукой держишь, другой бьешь.

— Ему лучше, — ответила она. — Тебя тут благодарить нечего. Начни он сопротивляться, ты бы его убил.

— Передай ему, что в следующий раз я его наверняка убью. Передай, что, если в следующий раз он повалится, я ему все кишки выпущу.

— Мы не сообщали в полицию, Годфри, — сказала она. — Все считают, что на него напал вор. Так что тебе повезло. — Она не прятала своей горечи, своей растерянности, казалось, тяжелые переживания состарили ее. — На этот раз. Но знай, в следующий раз я немедленно сама пойду в полицию и расскажу и о том случае тоже!

— Значит, ты все-таки его любишь, а? Скаредного старикашку.

— Ты знаешь, что не люблю!

— Прикидываешься, будто все еще не забыла меня?

— А почему я уговорила его не сообщать в полицию? Как ты думаешь? Если бы забыла, не стала бы беспокоиться.

— Как же ты сумела его уговорить? Давай выкладывай, как это тебе удалось. Что-нибудь особое придумала?

— Я не уговаривала. Я пригрозила, что уйду от него.

Годфри с насмешкой заглянул в ее корзинку для покупок.

— Вижу, он не голодает. Значит, теперь ты совсем влипла?

— Влипла?

— Ну да. Грозишься уйти, если он скажет ищейкам. А если уйдешь, он тоже молчать не станет. Вот такие делишки. Значит, ты здорово влипла.

— Тебе это безразлично? — спросила она.

— Да нет, не совсем, понимаешь, может, когда очухаюсь, то не совсем.

— Как в тот раз, когда ты вышел из больницы и я прибрала тебе комнату, приготовила обед, а ты даже не явился!

Он схватил ее за локоть.

— Послушай, Устричка, дурная твоя голова, да знаешь ли ты, на что я был тогда похож? Все лицо в швах, словно свиная щетина. Нос вздулся, как у клоуна. Вместо зубов дыры. Разве мог я тебе показаться?

Она выдернула руку.

— Разве я ни на что другое не гожусь, кроме постели? Это все, что тебе от меня нужно? Разве мы не могли бы поговорить, пообедать вместе, обсудить наши дела?