Энеолит СССР

В ряде могильников Пруто-Днестровского междуречья погребения не имеют внешних признаков (Пассек Т.С., 1961а; Дергачев В.А., 1978). Вместе с тем в Выхватинцах обнаружены выкладки из крупных плит известняка. Погребения совершены здесь по способу скорченного трупоположения на боку. В Среднем Поднепровье, где был распространен обряд кремации, пепел и остатки обгоревших костей помещали в специальные урны или заворачивали в ткань и закапывали (Захарук Ю.М., 1952; 1956; Круц В.А., 1977). Разнообразие погребальных обрядов в поздний период Триполья отражает, видимо, процесс усиления локальных и культурных различий, перерастающих в этнокультурные. Ряд одиночных захоронений, в том числе частичных, зафиксирован на площади поселений. Так, детские захоронения обнаружены, в частности, на раннетрипольских поселениях Солончены II (Мовша Т.Г., 1960а; 1965а) и Лука-Врублевецкая (Бибиков С.Н., 1953). Первое сопровождалось керамикой. Второе было совершено в небольшом углублении, перекрытом глиняной обмазкой, в центральной части жилища 5. Разрозненные кости детского скелета находились в 2 м от захоронения черепа быка, примерно на том же уровне. Поскольку у трипольцев не было обычая помещать усопших в домах, подобные захоронения могли иметь характер жертвоприношений, а в ряде случаев должны были подчеркивать значение соответствующего жилища как культового центра.

На среднетрипольских поселениях захоронения людей встречаются чаще. Погребения с трупоположениями известны в Озаринцах, Незвиско, Липканах, Веремье, Фрумушике I–II (Мовша Т.Г., 1960а). На поселении Траян-Дялул Фынтынилор III на сравнительно небольшой площади располагались круглые глубокие ямы с плоским дном, в которых находились целые и разрозненные (черепа, кости, костяки без черепа) скелеты людей (дети и взрослые) и керамика (Dumitrescu H., 1954б; 1957; 1958; Necrasov O., Nicolăescu-Plopşor D., 1959). В одной из ям найдена только керамика. Отметим захоронение черепа женщины лет 60, сопровождавшееся гипсовой маской. Поражает обилие сосудов (от 14 до 26), помещенных в погребения. Среди них много расписных форм. На позднетрипольских поселениях захоронения произведены как по обряду ингумации, так и по обряду кремации. Например, в Коломийщине I обнаружено трупоположение, в Кунисовцах и Кошиловцах-Обоз — трупосожжение, в Веремье — и те, и другие (Мовша Т.Г., 1960а).

Различия в обряде погребения, практиковавшемся позднетрипольскими племенами, не затрагивают его основного смысла: обеспечить соплеменнику благополучный переход в загробный мир, снабдить его необходимыми вещами и запасом пищи, вознести мольбы богам и умилостивить их жертвой. Жизнь земная отразилась и на представлениях о загробной жизни, поэтому погребения совершались в соответствии с рангом умершего, которого в мир теней могли сопровождать и принадлежавший ему слуга (раб?), и охранявшая его добро собака.

Богатейшая информация об идеологических представлениях трипольцев, их духовном мире и даже мифологии содержится в орнаментации керамики. Большую работу по осмыслению этого источника проделали Б.Л. Богаевский (1937), Е.Ю. Кричевский (1949), С.Н. Бибиков (1953) и ряд других исследователей. Опираясь на эти отдельные разработки, Б.А. Рыбаков предложил реконструкцию трипольской идеологии и мифологии как единой сложной системы (Рыбаков Б.А., 1965; 1981). Ряд орнаментальных элементов трипольской керамики указывает, по мнению ученого, на круг верований, связанных с идеей плодородия полей. Это символы прорастающего зерна, засеянного поля, сцены «ниспадения на поля живительной влаги с небес». Наличие женских символов в виде грудей и ромбов в орнаментальных композициях сосудов отражает веру трипольцев во всемогущество женского божества, посылающего на землю «небесную влагу». Отмечая присутствие в расписных узорах лунарных и солярных знаков, в частности наиболее распространенную в трипольском искусстве бегущую спираль, исследователь трактует их как изображение непрерывного бега солнца, постоянного движения времени (Рыбаков Б.А., 1965, № 1, с. 42–43; 1981, с. 199). Трехчастное построение орнаментальных композиций, нередко наблюдаемое на трипольских сосудах, рассматривается им как отражение трехчастной картины мира (Рыбаков Б.А., 1981, с. 193–200).