Энергетическая политика в России

Второе. Испытают ли жители Мурманской области от этого пользу?

Третье. По мурманскому порту. Какие вы видите перспективы его эффективного использования?

Милов: Я начну с последнего, потому что это очень болезненная вещь. Я всегда был сторонником того, чтобы мурманский порт превращать в главные наши экспортные ворота. В Мурманске море не замерзает. Некоторые порты на Балтике замерзают, в частности, Приморск. Дело в том, что до Мурманска доходит Гольфстрим. Это незамерзающее и глубоководное побережье, которое позволяет крупнотоннажные танкеры принимать.

Если посмотреть, то какая разница – до Питера или до Мурманска везти? По расстоянию – никакой. Если построить инфраструктуру. Балтику развивали не только русские, но и финские, и эстонские порты. Балтика стала основным нашим экспортным направлением. Вот Мордашов везет из Череповца металлопродукцию на экспорт. Какая ему разница – делать это через Питер или через Мурманск?

В чем проблема Балтики? Это очень проблемное море. Во-первых, очень мелкое. Во-вторых, там бешеный трафик. Средняя глубина Финского залива – 10 метров. На Губе глубина около 3 метров. Если там только один танкер грохнется, а риск огромный, потому что наши до сих пор используют однокорпусные танкеры, а при таком трафике ночью капитан, выпив, заснул. И вы знаете, как это бывает.

При море с таким низким содержанием кислорода, с такой тяжело регенерируемой фауной. Ходорковский говорил: «Одна авария на Балтике – и все, можно считать трафик закрытым». И жизнь в Балтике тоже.

А насчет Мурманска я считаю, что это стратегическая ошибка.

Что касается Штокмановского месторождения. Это будет колоссальный проект. Он очень много принесет и Мурманску. Но надо понимать, что это не такое простое дело, как об этом рассказывают. Это самое сложное месторождение в мире. Тут незамерзаемость играет злую шутку, потому что это район с дрейфующими льдами, айсбергами. Там очень сложно поставить платформу. Здесь и начинается конфликт между практической реальностью и подходами и традициями, которые в нашей бюрократической системе, в госкомпаниях существуют.

Люди хотят делать платформы. Совершенно ясно, что это очень рискованное решение из-за айсбергов. У «Севморнефтегаза» на сайте написано, что мы хотим сделать такую платформу, которую в случае приближения айсберга можно будет быстро отбуксировать. Вот так и будем туда-сюда гоняться, убегая от айсбергов.

Но при этом они начали параллельный процесс принятия единоличных решений, без участия партнеров, о технических параметрах разработки месторождения. Они в прошлом году разместили заказ на производство двух платформ для разработки Штокмана, не дожидаясь привлечения партнеров, на сумму 2 млрд. долл. На Выборгском судостроительном заводе, на Балтике, который не имеет крупных заказов уже более 10 лет, но зато он принадлежит банку «Россия», владельцами которого являются друзья нашего уважаемого президента.

Вы хотите узнать, как это будет со Штокманом?

Журналист: Когда это будет? И стоит ли с этим связываться?

Милов: Связываться, безусловно, стоит. Но надо понимать, что это уникальный проект, который должен быть полностью международным. Здесь нужна лучшая международная экспертиза и очень эффективная международная кооперация, если мы хотим в разумные сроки это месторождение вывести на добычу и коммерческие поставки.

Если вы хотите знать, как это будет, посмотрите на Приозерном. Там платформу делают 12 лет. Там разругались в пух и прах с иностранным партнером «BHP» австралийской, которая говорила, что в такой обстановке надо делать несколько гибких мобильных платформ. А «Газпром» говорил: «Нет, мы хотим много железа, как на Сахалине». Они делают платформу 12 лет. Поставив ее, они тут же ее утопили. Больше полугода доставали. Потом оказалось, что оборудование на нее не подходит. «ВНР» вышла из проекта, поэтому доделывать пришлось самим. Платформу они делали на «Звездочке» северодвинской. В итоге, оказалось, что для «звездочки» гражданские заказы – не такая простая задача. Теперь подоспела новая эра, когда пришли новые товарищи и сказали, что их больше интересует покупка активов, чем инвестиции. В итоге начало добычи на Приозерном перенесено на 2009 год, хотя должно было начаться сейчас. В пресс-релизе «Газпрома» было объяснено, что в связи с увеличением программы финансовых инвестиций «Сахалин-2», «Мосэнерго», «Белтрансгаз». Был перенесен срок реализации ряда производственных проектов. Вот так это происходит.

В конце мая у них на сайте был такой пресс-релиз. Я думаю, что Штокмановское будет заложником подобного дела. Неспособность договориться с иностранными партнерами. Пиратские технологические решения, которые движимы конкретными интересами, но не стратегическими целями. Проблемы на наших предприятиях, которые не готовы сегодня к такого рода заказам. Думаю, что производство таких платформ в России проблемно.

Вопрос: мы хотим месторождение сделать или чтобы оборудование и платформы делали в России? Придется выбирать. Думаю, что эта история может растянуться надолго.