— Сегодня опять в музеи? Ведь вас патронирует эта невестка, нет, племянница известного…? — (Была названа фамилия Федора Александровича.) — Что же, по старой английской поговорке, и кошка может смотреть на короля!
Он продолжает:
— Красивая женщина, а?
Мистер Лайдл слегка морщится.
— Да, у них есть красивые женщины. Можно понять некоторых наших соотечественников.
— Зачем она работает, ей, очевидно, нужны деньги?
— У них здесь считается приличным работать.
— Красивой женщине всегда нужно много денег. Я бы не отказался от информации из окружения… (и опять была названа фамилия Федора Александровича).
Мистер Лайдл еще больше морщится:
— Я полагаю, что мой прекрасный гид не захочет выполнять эту роль.
Мистер Лайдл делает шаг. Он готов проститься. Вдруг он останавливается. Что с ним? Выражение лица мистера Лайдла резко меняется. Он больше не морщится. Брови сходятся. Очевидно, его заняла новая мысль.
Его собеседник, коренастый мужчина, широко расставив ноги и засунув глубоко руки в карманы пиджака, пристально смотрит на него.
Странно, но эти два таких разных человека внезапно стали как-то похожи. Сейчас в них явно видны общие черты. Мистер Лайдл говорит:
— Слушайте, дорогой Смайльби, вы даете мне новую мысль.
Мистер Смайльби опускает углы губ и оскаливает зубы. При большом желании, это похоже на человеческую улыбку. Чувствуется желание выразить удовольствие.
Мисгер Лайдл продолжает, а голос его звучит по-иному:
— Вы предлагаете мне дело. Я честен и не хочу вас обмануть. Я тоже могу предложить вам дело. Услуга за услугу. Эта женщина… мне нужна! Помогите мне, а я помогу вам.
Мистер Смайльби вытаскивает правую руку из кармана и сует ее Лайдлу:
— Я знал, что вы меня поймете. По рукам!
Они опять садятся. Это — деловой разговор.
2
В недалеком прошлом он, Толя, Толечка или Толька для девушек и приятелей, а для постороннего мира товарищ Заклинкин, Анатолий Николаевич, молодой инженер, был человек, как человек. Так по крайней мере казалось на первый взгляд.
Семейство было весьма практичное, как справедливо говорили соседи. Все больше — в дом, а из дома — ни, ни! Ну, взять хотя бы мать. Сумела же после, скажем, весьма пестренькой, нэповской жизни смазливой продавщицы, удачно замуж выскочить — за недалекого умом бухгалтера.
Супруг оказался очень удобным и охотно жил в послушании у жены, таская как крыса в нору, только в дом, а ил дома — ни, ни! Дети. мальчик и девочка, тоже слушались мамы и папы. Воспитание получали хорошее — умываться, зубы чистить, быть чистенькими. Учиться — это обязательно.
Собрался было Толя под чьим-то дурным влиянием, после седьмого класса бросить среднюю шкалу, так что тут было:
— Ты что же, щенок, захотел быть грязным, захотел быть рабочим! Да ты мне не сын! Да в кого ты такой!
«Дурачка» приструнили, добились «сознания». Солидная к тому времени мамаша, не читавшая в жизни ни одной порядочной книги, сумела внушить сыну, что представитель «интеллигентной» семьи может быть только инженером.
Ленивый сынок сумел окончить среднюю школу, а в 1941 году перешел на второй курс института. С началом войны в семье была большая тревога, но все разрешилось благополучно. Первые три года провел Толя в далеком тылу, в одном из глубинных среднеазиатских городов, где даже не было затемнения. Но жить пришлось самостоятельно, так как папа с мамой и с сестрой эвакуировались в другое место, где папа устроился весьма выгодно. Хотя родители и посылали кое-что сыну, по мере возможности, но Толе пришлось «туго» — по его мнению. А в общем — время шло.
Толя начинал приспосабливаться. Но года за полтора до окончания войны, произошла у способного молодого человека ошибочка. Был он с небольшой группой товарищей командирован в район за продуктами для коллектива. Случилось это не в первый раз, но тут он особенно увлекся и проделал дополнительный оборот за свой страх и риск весьма выгодно, только не скрылась некрасивая, скромно говоря, проделка от товарищей.
Товарищи спуска ему не дали, и вскоре общественность института потребовала изгнания Заклинкина из среды советского студенчества. Расставшись с науками, Толя сумел быстро приспособиться, устроившись в одно учреждение агентом по снабжению. Но развернуть свои таланты ему не пришлось, ибо в скорости по мобилизации попал на формирование в запасный полк. Соображая, что в такое время — главное, это сохранить свою шкуру, солдат Заклинкин от офицерской школы увильнул, так как «младший лейтенант — это весьма рискованно». Когда же в конце предпоследнего года войны Толя в эшелоне направлялся на фронт, он сумел устроить себе отсрочку: вместе с одним «бывалым парнем» он отстал от поезда. Товарищи уехали, а новоявленные приятели явились к коменданту узловой станции. «За кипятком пошли, а эшелон, пока искали, ушел!»
Заподозренные весьма справедливо в дезертирстве, «отставшие» были арестованы. Разбирательство длилось около двух месяцев. Заклинкин Анатолий сумел оправдаться от обвинения в дезертирстве, вновь был послан на формирование и попал на фронт к тому моменту, когда раздавались последние выстрелы.