– Да мы вас женим – вот выбирайте по всему району. Любую сосватаем!
Прожил прошлой зимой Павел Иванович гостем недели две в доме с мезонином, оставил по себе хорошую память и сам ко многому пригляделся. Да и не так уж сложны были для его острых глаз сын и отец. И не так важно, что он не имел никакой подготовки, чтобы их оценить как учёных. Заметил же он то, что другие едва ли видели, – какой-то особый оттенок в отношении старшего брата к жене младшего. Вероятно, без других рассуждений понял он, что Алексей Фёдорович до сих пор не нашёл жены по себе. Павел Иванович и сам женился не рано…
– Смотрите, Павел Иванович, чтобы я вас не поймал на слове!
За этими словами, возможно, последовало бы что-нибудь и более определённое, но они уже подъехали к стану.
Вера Георгиевна была глубоко потрясена лекцией в районном клубе. Идя домой вместе с Лидией Николаевной, она без всякой причины вдруг расплакалась. Старшая подруга обняла её, приговаривая:
– Ну же, девочка моя… успокойтесь, не надо. Ну что! Довольно, моя хорошая…
Молодая женщина старалась улыбнуться, оправдывалась сквозь слёзы:
– Правда, как глупо, я сама не знаю, что со мной, я больше не буду… – но слёзы всё текли и текли.
Лидия Николаевна привела к себе свою Верочку, послала сказать, чтобы дома её не ждали. Напоила своего друга валерианой, постелила постель на широком диване в своей спальне и очень строго сказала:
– Спите!
Дождалась мерного, ровного дыхания, постояла, не двигаясь, чуть-чуть прикоснулась к чистому лбу под волной мягких волос и тихонечко вышла.
Сидела Лидия Николаевна в своей столовой, где с большого портрета на стене смотрел на неё до сих пор любимый, ныне покойный, человек в погонах подполковника медицинской службы, и сердито стала ему говорить:
– Ну, что же ты подумаешь? Ведь он чуть не всю лекцию свалил на бедную девочку! И ведь какую лекцию, если бы ты его слышал! Что же это? Ведь я мою девочку такой никогда не видела. А он понимал, что нельзя же так? Он же на неё смотрел почти всё время…
Тут ночной монолог прервала старая няня. Она вошла, зевая:
– Ты, Лидочка, не спишь? Ты с кем здесь бранишься? О-ох, грехи… А я легла, тебя не дождавшись…
– Спи, нянечка, поздно. И я сейчас лягу.
Обе женщины ни слова не сказали в последующие дни об Алексее Фёдоровиче. Вера Георгиевна кончила обработку истории болезни Николая. Станишевский просил прислать ему копию как можно скорее…
…Стояли ясные дни второй декады августа. Не за горами и первый осенний заморозок.
Товарищ Шуйских прислал с оказией объёмистый пакет с бумагами и схемами, приложив к нему записку. В ней секретарь райкома, со свойственной ему лаконичностью и ясностью, просил Алексея Фёдоровича ознакомиться, не теряя времени, с содержанием дела, так как завтра будет за ним прислана машина – ехать в райцентр на ответственное совещание по вопросу о развитии электрификации района.
Когда районные работники обсудили своё нужное дело и приняли решение, Алексей Фёдорович отправился в дом главного врача. Радушно встретив гостя, Лидия Николаевна послала за «своей» Верочкой, не предупредив её о посетителе, а потом ушла под предлогом вечернего обхода больницы.
Алексей Фёдорович смотрел на милое лицо, слушал единственный для него голос и сам говорил, всё больше увлекаясь замечательным чувством возможности полной прекрасной искренности с человеком, делавшимся всё ближе и ближе с каждой минутой.
Лидия Николаевна волновалась, но заставила себя не торопиться с возвращением. Войдя в комнату, она сразу поняла, что все нужные слова были уже сказаны. Может быть, немного грубовато, чего они не заметили, старшая заставила «молодёжь» поцеловаться. В первый раз!
А потом? Их поздравляли кто как умел, и они не смущались этими поздравлениями. Товарищ Шуйских потребовал, чтобы нужные записи были сделаны здесь, в райцентре, без промедлений, и произнёс перед новобрачными очень краткую, но очень тёплую речь.
Председатель колхоза, Павел Иванович! Кизеров, знал, что его любимые степи забыты не будут и особенно в гости не звал – сами приедут!
А Агаша про себя жалела, что Николай Сергеевич женат. Вот если бы он был не женат… Но умная и строгая девушка крепко держит своё сердце. Ни жизнь чужую ломать, ни делиться с кем-нибудь своим чувством она не собирается. Свет не клином сошёлся!
…А как дышится на рассвете, а воздух какой! День пришёл. Ну как тут не жить, не любить, думал Алексей Фёдорович, глядя на жену… И она чувствовала то же. Жить – любить – творить!
В ГОРОДЕ
Нет, не о пределе человеческого существования задумался Фёдор Александрович, прочтя известие о смерти Артура Д. Форрингтона, большого учёного, своего ровесника, истинной причине смерти которого было суждено остаться тайной. И не о себе он думал, – не о том, что и он, наверно, не так уж далёк от естественного, неизбежного завершения каждой жизни.
Однажды, по какому-то случайному поводу сказал Фёдор Александрович сыну и нескольким близким друзьям:
– Я хотел бы умереть на работе!