— А вот это… — Айдогдыев взял в руки верхний лист бумаги. — Ты написал в объяснительной от двадцать девятого числа, что ты возвращался от сына, который находился в госпитале.
— Да, правильно.
— Но не указал, когда и в каком состоянии твой сын попал в госпиталь.
— Не потребовали объяснений по поводу сына, а то б написал, конечно.
— О чем с сыном говорили?
— Никакого разговора и не было. Сын передал через дежурную, что выйти не может.
— Почему?
— Не знаю.
— К сыну ты потом ходил?
— Нет, мать его чуть ли не каждый день навещает. Если правду сказать, то я немного в обиде на сына…
— Какие у вас отношения с Гулназаром Гараевым?
— Можно сказать, неопределенные. Бывал у них на семейных праздниках. Если встретимся случайно на улице, говорим «привет» и расходимся. Общих интересов у нас нет. Он не ходит в театр, а я… не интересуюсь его работой.
— Кто устраивал сына в госпиталь?
— Сельби меня попросила, чтобы я не вмешивался в это дело.
— Вы говорили, что имеете обиду на сына…
— Обидой назвать трудно, похоже больше на ослиный каприз. Или у нас еще говорят: обидевшись на блоху, сжег одеяло.
— Давай лучше поговорим о блохе, которая заставила сжечь одеяло.
Слово за слово, Абдулла рассказал обо всем, что произошло возле усадьбы Реджепа Шалы.
— Сын твой в течение месяца, который он провел в госпитале…
— Сын и сейчас в госпитале, оставили его, чтобы оформительскими работами занимался, он художественное училище окончил…
— Сын твой в течение месяца, который он провел в госпитале, — повторил следователь, повысив голос, — не перестал употреблять наркотики, перешел на героин. Ты знал об этом?
— Не может быть! — крикнул Абдулла. — Жена говорила, что он идет на поправку!
Айдогдыев отодвинул в сторону бумаги и направил взор на бюст Великого Яшули.
— Был ли у тебя в жизни момент, когда ты бы засомневался в этом человеке?
— Нет! — поспешно ответил Абудлла.
— Чем глубже вера в величие нашего Сердара, тем глубже мы осознаем, насколько гнусно преступление, преступный замысел выродков, покушавшихся на его жизнь.
— Правильно!
— Прежде чем кричать «правильно!», нужно задать себе вопрос: если я верю, что величие нашего Сердара неколебимо, то что я могу сделать, чтобы защитить и укрепить эту веру? Кричать «Да здравствует Великий Яшули!» легко. А как убедить людей, что ты кричишь от души? Чтобы тебе поверили?
Айдогдыев слегка откинулся на стуле. Помолчал.
— С детства помню: когда выходил из дома старейшина нашего рода, все женщины и девушки тут же скрывались. Они делали это не из страха, а из чувства глубочайшего уважения. Они этим выражали уважение — не словами. У них в крови знание и убеждение: авторитет рода в округе зависит от того, насколько уважаем своими же людьми глава рода. Выяснить, как готовилось покушение на Великого Яшули, выявить и арестовать заговорщиков — наша задача, и мы с ней справимся. Что требуется от вас? Для того чтобы любовь и уважение, питаемое вами к Великому Яшули, не дали трещину, вы должны понимать, насколько необходима наша работа. И нам приятно будет осознавать, что мы действуем, что мы беспощадно караем врагов вашим именем, именем народа, исходя из чаяний народа. Правильно?
— Правильно.
Айдогдыев придвинул бумаги к себе, горько улыбнулся.
— Слово «правильно» ко многому обязывает, ты понимаешь это?
— Там, где следует понимать, придется понимать, товарищ Айдогдыев.
— Ты поверишь, если тебе скажут, что Гулназар Гараев приносил твоему сыну наркотики в госпиталь?
— Да вы что? — рассмеялся Абдулла.
Айдогдыев смотрел на него не мигая.
— Да что вы? — повторил Абдулла. — Вы это серьезно?
Следователь молчал.
Абдулла разволновался.
— Да это же в голове не укладывается! Хыдыр же его племянник! Не может быть!
— В нашей практике все бывает, — сказал, наконец, Айдогдыев. И снова замолчал.
— Нет, вы подумайте, — заторопился Абдулла. — Какой ему интерес? Я понимаю, таким людям, как Реджеп Шалла, это выгодно. У них это система — сажать мальчишек на иглу и делать их них рабов. А Гулназар тут при чем? Где логика? У актеров есть выражение — понять логику характера. Чтобы правдиво передать образ героя, надо понять логику его характера. Иначе — ерунда получится, никто не поверит. Сила образа в том и заключается, что он должен соответствовать логике. Но тут, извините, ничего не сходится.
— А преступление само по себе вообще не соответствует логике жизни.
— Логике жизни — может быть. А логика отдельного человека — совсем другое.
— Пока ты сжигал одеяло, разозлившись на блоху, Гулназар Гараев прибрал к рукам твоего сына. И сын твой не отрицает… — При этих словах следователь поднял второй лист бумаги и положил его обратно в папку. — Как ты думаешь, с какой целью?
— И в голову не приходит!
— Мы дадим тебе время, чтобы подумал.
— А сына я могу увидеть?
— Если будет необходимость — увидишь.
Айдогдыев оттолкнул от себя папку.
Открылась дверь. Абдулла подумал, что сына привели, оглянулся в тревоге и ожидании. У дверей стоял солдат.
— Уведите, — приказал Айдогдыев.
13. Направление в ад