Энергоблок

Он будто только и ждал этих слов. Схватил ее на руки. Она показалась ему легкой, как перышко. Как тогда в лесу… Очень давно… Она стыдливо отстранялась. А он бережно нес свою Соню и то кружился с нею на месте, весь распираемый все прибывающей силой, то подолгу шел, испытывая глубокую радость. Соня тихо смеялась. Счастливыми глазами смотрела на Палина. Он покачивал ее в руках, словно баюкая. Она закрывала глаза и будто засыпала. Но веки вздрагивали. Видно было, что она силится держать глаза закрытыми. Когда вспыхивало солнце в кроне деревьев, Палин видел тонкие, ветвистые и очень нежные прожилки на ее веках, и такой она казалась ему в эти мгновения хрупкой и беззащитной, так переполнялось его сердце желанием защитить и сберечь ее, что ком подкатывал к горлу и он ускорял шаги.

Потом она широко открывала глаза и отрешенно смотрела в небо. Наверное, в эти минуты ей казалось, что зря она так быстро доверилась, что неизвестно, как еще все будет…

Очень тихо она спросила.

– А ты любишь меня?.. Это правда?..

Он молчал и только сильнее прижимал ее к себе…

…На какое-то мгновение перед глазами Палина мелькнула огромная фигура председателя, заполнившая весь проем двери. Щеки мэра вздрагивали. Он что-то булькал. Но Палин не слышал уже ничего.

С женою на руках он выбежал на улицу. Волосы упали на лоб, в глазах застыла боль. Он бежал, как лось, огромными прыжками, большой, сильный До дому было недалеко. Прохожие шарахались в сторону и смотрели вслед ему кто с улыбкой, а кто с тревогой. Он бежал и шептал:

– Сонечка!.. Сонечка!.. Сейчас, сейчас, потерпи!..

Дома он положил ее на диван. Встал на колени.

– Как ты себя чувствуешь?!

– У меня холодеют ноги… – сказала она чуть слышно.

– Сейчас… Сейчас… Грелку… Валокордин… Неотложку…

Он вскочил, ощутив дурную слабость в ногах. Бросился к телефону. Вызвал скорую… Взгляд его скользнул по часам.

«Семнадцать ноль-ноль… Через час из садика забирать Сашку…»

Вбежал в комнату, держа в руке мензурку с лекарством Соня лежала неподвижно. Рот чуть приоткрыт. Глаза спаяны. Страшная догадка оглушила его.

– Соня-а! – крикнул он надломившимся голосом. Бросился перед нею на колени. Прижался ухом к груди. – Соня-а! – снова закричал он, судорожно хватая ртом воздух.

Смертельно бледная, она с трудом приоткрыла глаза.

– Ну вот видишь, – сказала она совсем тихо. – Меня уже не хватает на эту жизнь… – И, помолчав, добавила: – Не могу жить… Не хочу жить, Вова…

Он лихорадочно сжимал ее похолодевшие руки, грел их поцелуями и шептал:

– Надо жить, Сонечка, надо, надо…

1979 г.