Энфер. Время Теней

Первый директор, бывший непередаваемым словами шутником, часто страдая приступами жестокой скуки, создал это гениальное творение безумия и глупости, аргументируя тем, что хочет особенных ощущений от прогулок по лесу. Лес с тех пор прозвали «Парком неожиданных встреч». Потому как ты ни на секунду не можешь быть уверен — не прячется ли под ближайшей кочкой злой гном, и не приведет ли тебя последующий шаг на сотню метров в сторону… На свидание с парой-тройкой голодных зубастых тварей, как раз раздумывающих, чьей берцовой костью в зубах поковыряться.

Это особенный вид глобальных чар, который концентрируется вокруг стен периметра и, волнами отталкиваясь в противоположном направлении от рафинированного мирка Академии, несет с собой возможности непредвиденных обстоятельств. То есть: будь готов к новым друзьям и увечьям. А также — ясновидение, телепатия и другие схожие дары действуют совсем не так как того хотелось бы. А вот «приятная» сторона (в сравнении с которой встречи с говорящими камнями и деревьями, краснокожими туземцами и негритянскими вождями вуду, толпой зомби на кладбище, и другими неприятными субъектами покажутся заурядными) это возможность на своем пути увидеть самое невероятное и попасть туда, куда не нужно, совсем-совсем. Первый директор получал от этого ни с чем несравнимое удовольствие! Данная особенность также часть проверки — как испытуемый отреагирует на весь этот бред…

Но есть одна лазейка! Сила этих чар квазиразумна и реагирует на моральное поведение человека — будешь хорошо себя вести, сможешь творить все, что угодно и выйдешь сухим из воды, плохо — готовь себе ящик с кружевами. Поэтому загонщики пытаются сдерживать себя и помогать добыче в безвыходных ситуациях (которых, по высказыванию барона Мюнхгаузена, не бывает). Ведь конечная цель — не убить детей, а оценить уровень их человечности и провести к входу. Правда, иногда загонщиков немного заносит…

Внешние захватчики не могли знать о месторасположении Энфер, и смысла в нападении директор не видел. На сегодняшний день выход за ее стены для студентов был запрещен — лесничий проверял свои угодья. Значит — потерпевшие были из состава новоприбывших. Но это же невозможно — прием новичков заканчивается больше чем за неделю перед «первым звонком». Что побудило Кольбера их впустить? Нужно самому разобраться в этом деле!

Директор отмахнулся, отказываясь от услуг порфиров. Маленькие пористые кусочки пемзы-сорбента цвета ультрамарина ускоренно фильтровали воздух, работая лучше кондиционера и гидропоники. У них присутствовал лишь один маленький недостаток — порфиры кружились по помещениям как мухи и больше всего любили залетать людям в рот.

В палате интенсивного лечения уже присутствовали три неординарные личности.

Ближе всех стоял Доминике дель Торо — преподаватель физкультуры и старший тренер академии. Внешний облик тяжелоатлета заставлял всех присутствующих невольно утихать, при этом пряча красные вещи. Испанец возвышался как скала, его мускулистое тело могло похвастать двумя с кепкой метрами, чем вызывало заслуженную зависть у окружающих. Ведь стандартная золотая середина среди азиатов — шестьдесят пять дюймов, а самым допустимо высоким считался директор — его рост насчитывал почти шесть футов. У Торо было открытое смуглое лицо, белобрысые волосы площадкой и оттопыренные уши.

У широкой ширмы, разделяющей койки, следя за приборами и при этом неистово жестикулируя, стояла красивая дикой, необузданной красотой молодая женщина, всегда напоминавшая директору актрису Скарлетт Йоханссон (их даже матерые папарацци путали). На ее плечи был накинут веселый голубой плащик из ситца, а руки мелодично позвякивали многочисленными серебряными браслетами. Выгоревшие на солнце почти до белизны каштановые волосы завязаны сзади в короткий хвост пестрой лентой. На загоревшем лице выделялись громадные бирюзовые глаза, золотая помада на припухших губках и небольшая точка посреди лба, которую женщина ставила только на время праздников. Это была обольстительная хозяйка всего живого (и недостаточно мертвого) в пределах академии — индуска Нага Кирин.

Третьего «человека» можно легко спутать с фрагментом стены. Сразу за дверью, в углу, скованно сидел на табуретке аксакал (по-другому этого старца назвать стыдно). Лицо его было худым, высохшим как изюм, широкие скулы натягивали кожу, а крючковатый нос напоминал орлиный клюв. Волосы неопределенного темного цвета уложены парикмахером на косой пробор, а глаза глубоко прячутся под надбровными дугами. На подбородке красовалась классическая бородка клинышком, а уши без какого либо признака мочек были заостренными кверху. Тени так причудливо сходились на его строгом твидовом костюме, что человек казался настоящим воплощением дьявола.

Директор при виде старика сразу забыл о своих тяготах. Его глаза лучились, а рот сам собой растягивался в улыбке.

— Учитель, а ведь я только что отрядил за тобой человека.