Энглби

Глава шестая. В Лондоне единственным его новым приятелем, похоже, стал бакалейщик — беженец из Уганды. Рассказ о покупке порнографического журнала свидетельствует о сниженном либидо. Автору куда интереснее, как живут фотомодели и из какой страны приехала продавщица. Попытка познакомиться с женщинами в баре выглядит вялой и маломотивированной, а ее описание выдает женоненавистника. Важно: рассказ об избиении отцом. Вытеснение подробностей? Или тяжесть эпизода(-дов) сильно преувеличена?

Глава седьмая. Автору омерзительна любовница Джефри Арчера, а возможно — самая мысль о сексуальном контакте своих собеседников. Хотя он несомненно интервьюировал знаменитостей, но его публикациям недостает правдоподобия. Творческое воображение?

Зато признание в периодически случающихся приступах ярости выглядит очень убедительно. Полагаю важным, что оно сделано в период, когда жизнь автора, по его ощущению, «стала налаживаться». Автор чувствует себя уверенней и теперь может взглянуть на себя со стороны и вспомнить те эпизоды.

Однако никаких других своих недостатков он не видит — только чужие: учителей, коллег, предполагаемых друзей, знакомых и даже хозяев магазинов. Очень характерно для личностного расстройства.

Глава восьмая. Смутное понимание автора, что дальше делать с Маргарет, указывает на дефицит или полное отсутствие сексуального опыта. Описание первого полового контакта словами «где мы все и провернули» выглядит неубедительным даже с поправкой на природную скромность.

Глава девятая. Автор так и не смог жить бок о бок с Маргарет и возвращается к излюбленному одинокому образу жизни.

Нарциссизм сквозит буквально в каждой строчке дневника Энглби. Он очевиден, когда автор описывает мыслительную деятельность других людей — с неизменным презрением. Притом что собственные неудачи он неизменно оправдывает чужими ошибками или недопониманием. Автор пренебрежительно отзывается обо всех политиках и ученых и почти обо всех фильмах и музыкальных произведениях, за небольшими, порой странными и необъяснимыми исключениями.

Свой же мыслительный процесс под сомнение не ставится. Социальная неадекватность и промахи автора объясняются виной других людей. Ему и в голову не приходит, что он сам малопривлекателен и ведет себя неправильно. Собственные проблемы он не воспринимает как таковые, сжившись с ними настолько, что они стали для него эгосинтоническими — т. е. нормой.

На мой взгляд, мы имеем дело с шизоидным расстройством личности (по классификатору DSM-III) с элементами нарциссизма и социопатии. Понимаю, что это осложняет картину для суда, однако отмечу, что согласно последним данным, полученным из специализированной лечебницы в Бродмуре, только два процента пациентов с личностным расстройством имеют первичный диагноз ШРЛ.

Тем не менее у 80 % лиц, находящихся на принудительном лечении, в качестве основного диагноза выявлено психопатическое или неспецифическое РЛ. Причем последняя статистика свидетельствует: чем более тяжким было преступление, тем сложнее выглядит диагностическая картина. Поэтому не вижу оснований не включить в эту более общую категорию и Энглби.

Несмотря на утверждения обследуемого, я вовсе не уверен в том, что им совершено нападение на однокашника, последствия чего спустя много лет могли привести к его преждевременной смерти. Не уверен я и в том, что он причастен к убийству немецкой гражданки, проживавшей в Лондоне. На данный момент криминалистические улики отсутствуют: тело жертвы было переправлено в Германию самолетом и кремировано.

Полагаю, пациент убежден, что несколько преступлений дают ему больше шансов в суде на признание ограниченно вменяемым.

(Филиппа: следующая часть сугубо техническая. Если мало времени, оставь на потом, возможно, я еще буду ее править.)

Винникотт (1965) отмечает, что всплеск экстремальной агрессии происходит в тот момент, когда депривированная личность отчаянно пытается вернуться к мгновению до того, когда депривация вынудит его прибегнуть к патологическим защитным механизмам. Это мгновение надежды: утверждая нечто вопреки уже укоренившемуся шаблону, личность еще способна что-то принять извне.

Вообще-то там было еще шесть страниц вот такой ахинеи, но вас я от нее избавлю. Старина Эксли вообще любит сослаться на прежних мозгоправов, преимущественно американских, — видимо, пытается призанять у них веса и солидности для своих дилетантских рассуждений.

Во всей этой мути было лишь несколько светлых пятен. (Даже сломанные часы дважды в сутки показывают точное время.)

Вот эти более-менее внятные фрагменты.

Специалисты сходятся в том, что ярость тесно связана со страхом разоблачения, стыда и нарциссической травмы. Она по сути является защитной реакцией. Потенциальный аннигилятор сам должен быть аннигилирован (Кохут, 1972). Тут важно подчеркнуть, что уничтожить стремятся не сам объект, а ту угрозу, которую он несет выдуманному «я».