Энигма. Беседы с героями современного музыкального мира

Эвелин: Да, это и правда необычно… Музыканты получают рыцарские титулы, конечно, но обычно это певцы, дирижеры или пианисты. Среди музыкантов достаточно много сэров, конечно, но что касается присвоения почетных титулов женщинам, то обычно рассматривают певиц, как в случае с Кири Те Канава, например. Так что из перкуссионистов я была первой, что стало полной неожиданностью, я на это вовсе не рассчитывала, никак не ожидала. Но всегда интересно, когда с тобой происходят такие события, потому что сразу вслед за этим случились две вещи. Во-первых: все решили, что я отправлюсь на пенсию, сразу и немедленно. Потому что обычно так и происходит. А этого и близко не было на тот момент. И второе: то, что вместе с титулом приходит и огромная ответственность. Вдруг в один момент на тебя все обрушиваются: можете ли вы сделать это, можете ли вы сделать то, можете ли вы поддержать это, приехать на такое-то мероприятие, можно ли использовать ваше имя… И остается только сделать глубокий вдох и крепко подумать: «Так, что это значит, что означают эти слова? Что значит быть кавалерственной дамой Ордена Британской империи? Как это влияет на то, что я делаю?» Так что я с большой трепетностью отношусь к этому званию и использую его только в том случае, если это кому-то может помочь как ходатайство или рекомендация.

Ирина: Как правило, ударника, будь то даже группа «Битлз» и их ударник Ринго Старр, всегда упоминают в конце. В первую очередь рассказывают о Поле Маккартни, о Ленноне. Подобно тому, как барабаны на сцене всегда на заднем плане. Приходилось ли тебе сталкиваться с таким отношением?

Эвелин: О, я понимаю, почему ты спрашиваешь. Мне кажется, что лично мой опыт в этом вопросе чуть-чуть отличается. Когда я только начинала давать сольные концерты – а во время сольного концерта обычно находишься на первом плане, перед оркестром, – я помню, как договаривалась с оркестрами об этом. Мне говорили: «Вы можете расположиться со своими ударными сзади?» Даже при том, что это был сольный концерт для перкуссии! Чрезвычайно странно! Я отвечала: «Что ж, я с большим удовольствием поступлю именно так, при условии, что, когда вы будете давать следующий фортепьянный концерт, рояль вы тоже поставите позади оркестра. Или, если это скрипичный концерт, то скрипач разместится позади оркестра. Если вы собираетесь так поступать со всеми другими сольными концертами, которые у вас в программе, то я непременно поставлю перкуссию сзади». И конечно, они представляли себе, как бы смотрелся рояль позади оркестра. Просто нелепо!.. Так что, пойми, с ударными то же самое – ни при каких обстоятельствах я не буду играть на заднем плане.

Ирина: Но подобные ситуации, наверное, уже в прошлом. Или сейчас тоже такое случается?

Эвелин: Нет, совсем нет. За исключением тех случаев, когда композитор намеренно располагает инструменты на площадке каким-то особым образом. Тогда, конечно, это справедливо. Вообще-то свой последний сольный концерт в первом и третьем отделениях я играла, как раз стоя позади, но на возвышении, а во втором отделении – впереди. Но надо отдавать себе отчет в том, что это зачем-то нужно, а не просто потому, что дирижер тебе приказал отодвинуться назад. Это некоторый психологический барьер, который, мне кажется, мы уже преодолели. И в отношении дирижеров кое-что изменилось. Раньше они смотрели на партитуру концерта для перкуссии и, независимо от того, какие именно инструменты задействованы, следили только за ритмом, исключительно за ритмом. А ведь это то же самое, что взять фортепьянный концерт…

Ирина: Без мелодии?

Эвелин: Без мелодии! Без динамики, без всего! И просто следить за та-та-та-та, только ритмический рисунок. Они совершенно не могли понять, что там используется либо тэмпл-блок, либо маримба, или что-то еще. Но сегодня, поскольку уже многие дирижеры не раз давали концерты для перкуссии, они стали больше разбираться в звуковых оттенках, у них есть опыт работы с маримбой, или вибрафоном, или ударной установкой, или литаврами, и так далее. Так что звучание перкуссии в сольном режиме им уже лучше знакомо, и они гораздо успешнее подстраиваются под него, не просто следят за ритмом, а обращают внимание: «так, вот здесь сустейн, звук дольше затухает, тарелка дает сустейн, здесь кротали дают сустейн, а вот здесь отрывистый звук». Это определяет то, как они дирижируют остальными инструментами. Произошли большие изменения в хорошую сторону.

Ирина: И все благодаря тебе!

Эвелин: Это, наверное, просто эволюция.

Ирина: Эволюция с революцией?

Эвелин: Отчасти.

Ирина: Хантингдон – здесь родился Кромвель и живет Эвелин Гленни! Революционный город! Революция в музыке, произведенная с помощью перкуссии. А что ты думаешь по поводу названия нашей программы – «Энигма»?