– Он не был твоим отцом, – сквозь зубы, произнес Мак. Желваки напряглись под его высокими скулами, выдавая единственные нескрываемые по отношению ко мне эмоции – неприязнь, ярость, раздражение. Я хотела ответить хоть что-нибудь, защититься, но не успела: мои легкие резко опустели, и только через мгновение я поняла, что Мак сжал мою шею, до рези в горле, и тут же отпустил, не убирая свою ладонь. – Но он определенно любил тебя. У моего отца была дочь, Кэндис. Сына для него не существовало.
– Не правда. Что ты такое говоришь? И не нужно винить меня в том, что твой отец тепло относился ко мне, заботился о нас с мамой. Я не выбирала где мне родиться, как мне жить, и благодарна ему…
– Да. Не выбирала, – снисходительно напоминает Макколэй. – Как и не выбирала то, что тебя купили. Я преподал тебе хороший урок, отпустив пять лет назад. Отпустил на словах, разумеется.
– На словах?.. – Я, конечно, понимаю, к чему он клонит, но даже не предполагала, что наш разговор примет такой оборот.
– Конечно, Кэндис. Или тебе напомнить, кто ты и чьей семье принадлежишь? – Мак слегка напрягает брови, делая вид, что ему нужна секунда для размышлений. – Кажется, со вчерашнего дня в ней остался один представитель. Мой отец всегда тянул с тем, чтобы официально удочерить тебя. Вопреки его безграничной любви, на бумагах ты и твоя мама, были лишь товаром.
– Макколэй, пожалуйста, – опешив от его заявления, охрипшим голосом молю я. – Просто дай мне уйти. Нам больше нечего делить, да и зачем я нужна тебе? И я никогда не настраивала Руфуса против тебя и… – я вдруг осекаюсь, наблюдая за тем, как меняется выражение его лица. Мгновенно и так странно. Ни капли надменности и презрения. Он смотрит на меня, как Великий Гэтсби смотрел на свой проклятый зеленый огонек.
– Кэндис, как твои дела? – низким голосом перебивает Макколэй, продолжая сканировать каждый миллиметр моего лица, не отрывая от меня изучающего взгляда. Меня снова подташнивает от такой странной перемены в его голосе. Я уже ничего не понимаю, что ему нужно и какую игру он затеял.
Его брови едва заметно сдвигаются к переносице, когда подушечки его пальцев останавливаются максимально близко к сонной артерии. Черт, он может передавить мне ее в любую секунду.
– Мои дела, ты серьезно? Замечательно, только отвали от меня, – уголки его губ слегка дергаются, и он удовлетворительно кивает, словно только что подтвердил какую-то только одному ему известную догадку.
– Ты расскажешь мне, где ты была все это время? – почему-то мне кажется, что он спрашивает это таким тоном, словно заранее знает ответ.
– Это тебя не касается. Но если тебе так интересно, то я живу там, куда твоя нога и таких, как ты никогда не ступит.
– Это не так, Кэндис. Твоя жизнь меня очень даже касается. Теперь, –
Воздух покидает легкие, от подобной новости. Не может быть… вот и верь после этого в совпадение. То собеседование никогда не было случайностью. Но зачем Макколэй помог мне с работой?
– Что? «MacFly» твоя компания? Я уволюсь, сегодня же, – выпаливаю я, топая ногой так сильно, что чуть не подворачиваю лодыжку.
– У тебя долг за комнату, да и страховка заканчивается. Куда ты денешься, Кэндис. Пойдешь ублажать Элитов или таких же, как ты? Неплохой вариант. У тебя красивая мордашка, и даже Элиты не побрезгуют, но разве не этого ты избегала, протирая задницей шест в задрипанном баре?
Черт, что он делает? Это так не похоже на Макколэя. На Макколэя, которые за пять лет жизни, завязал со мной лишь один долгий разговор. Может, парочку. У меня создается смутное впечатление того, что он просто пытается вывести меня на эмоции, проверяет почву, или… пытается заставить думать о нем. Пусть в ключе ненависти, но думать много и часто. Вдыхать и выдыхать с мыслью о нем…