Фэйт сидит на полу и рисует в скетчбуке, оперевшись спиной на Тома, прикрывшего глаза и размышляющего о чём-то. Они удивительно гармонично смотрятся вместе, как Сон и Смерть — болезненными братом и сестрой, душами, вышедшими из одного адского котла. Пожалуй, из нас эти двое прошли больше всех дерьма вместе. Их дружба началась задолго до появления нашей компании в том виде, в котором она существует: после смерти мамы Фэйт была предоставлена сама себе, а потому безнаказанно слонялась по улицам и периодически связывалась со всякими мутными типами. Том со своими детдомовскими дружками не был исключением, только вот, в отличие от других криминальных кадров, он подарил Фэйт не неприятности, а искреннюю и безвозмездную дружбу, а также защиту от всех остальных мудаков. Впрочем, все беды ждали впереди: спустя пару лет он вступил в банду, а ещё чуть позже подсел на крэк, но Фэйт всегда оставалась на его стороне. Несколько раз Том пытался исчезнуть со всех радаров, потому что слишком чётко осознавал, какую опасность он представляет для её жизни, но Фэйт всегда имела магическую способность достать его из-под земли. Том делал её жизнь мрачнее, сложнее и сюрреалистичнее, но он был её единственным близким человеком с самого детства, и никому не было настолько не похуй на неё, вплоть до её собственного отца. Хотя тот вообще не в счёт, этому уёбку было не насрать только на бухло и мет, который он толкал всяким стрёмным чувакам. Поэтому Фэйт была готова держаться за Тома когтями и зубами и цепляться за эту дружбу до последней капли крови. Помню, Дэнни из средней школы как-то увидел их вместе и решил подъебать на тему того, что между ними что-то есть. Кажется, в формулировке типа: «Фэйт ебётся с героинщиком, вот это номер». Не знаю, что её больше разозлило: неправильная трактовка их отношений, слово «героинщик», не имевшее к Тому никакого отношения или тон во фразе «вот это номер»… Но чуваку понадобилось несколько дней в больнице, чтобы вправить его несчастный нос.
— Чего рисуешь? — Том поворачивает голову и заглядывает в скетчбук поверх её плеча, — опять втрескалась в кого-то?
— Заткнись, — смеётся она и показывает ему рисунок, — даже если и так… заткнись!
— О, кудрявая в этот раз. Прям как ты любишь, — улыбается Том и получает лёгкий толчок кулаком в плечо.
Грубый с Кайлом и ещё двумя типами сидят на полу в середине комнаты и обсуждают какую-то валютную хренотень.
— Этот пузырь точно лопнет. Надо быть дебилом, чтобы инвестировать на этом этапе, — с умным видом говорит Грубый.
— Подписался на очередной канал для мамкиных бизнесменов? — флегматично спрашиваю я.
— Я серьёзно, чуваки. Я бы точно не стал.
— Да тебе и нечего, — подхватывает Кайл, — были бы мы все такими дохуя богатыми, чтобы куда-то инвестировать, мы бы не сидели на хате Кева в Вудлоуне и не бухали бы палёный вискарь из ларька за углом.
— Если что, дверь там — иронично замечаю я и делаю очередную затяжку.
Мне нравится смотреть на людей. Не участвовать в разговорах, а раскладывать окружающих на составляющие. Как они говорят, смотрят, жестикулируют. Придумывать тысячи остроумных ответов в своей голове и никогда не произнести их. Пытаться угадать их мысли.
Напротив Кайла скрестив ноги сидит Алекс. Молчаливый широкоплечий чувак, годящийся нам в рано повзрослевшие отцы. Он навсегда останется для меня загадкой — я даже не помню, как он появился. Просто стал зависать с нами, и всё. Приходит раньше всех и уходит позже. Бегает по утрам и живёт одному богу известно где. Собак любит. А чем живёт, и что у него вообще происходит, что ему в кайф тусоваться с маргинальными малолетками — тайна, покрытая мраком. Он даже не бухает толком, только курит иногда. Вот и сейчас — затянется разок и дальше созерцает происходящее. Так-то хер его знает, что у него на уме, но личностью он мне кажется исключительно положительной. В отличие от того же Рикки, который сидит рядом с ним и накидывается бухлом за чужой счёт по мере опустошения стакана. В принципе я понимаю, почему Кайл его притащил — два сапога пара. Только если Кайл разрушает исключительно свою жизнь, то этот может словить белочку и заёбывать окружающих ещё сильнее, чем в трезвом состоянии. С другой стороны сейчас мы образовываем некое подобие общества: сидим, разговариваем, никого не убиваем и не упарываем хмурый в подворотне. Уже неплохо, неправда ли?
— Ну как ты? — подсаживается ко мне Фэйт, закончив рисовать.
— Сегодня опять кучу бабла отдал за медицинские счета, — тоскливо усмехаюсь я, — но нам-бомжам не привыкать. А в целом вроде в норме. А ты как?
— Да ничего не меняется особо. Много работы, — улыбается она, — как-то в последнее время даже поговорить не с кем.
— Ну со мной вот говоришь. Чем я тебе не угодил, стерва?
— Худоват и отчаян, — смеётся она, — как твой врач?