Enjoy the silence (СИ)

— А что было 17 мая? — спрашиваю я и вдруг начинаю чувствовать, что проваливаюсь в бесконечную чёрную пустоту. Я смотрю в глаза Руфи, и в моей голове одно за другим начинают проноситься воспоминания. Как же я был зол на неё за то, что она не пришла на выпускной! С другой стороны, мне было уже похер, ведь я бухал целый месяц до его начала, и с трудом вспоминал, кем я являюсь, когда припёрся на вручение аттестатов с недельной щетиной и в грязном пиджаке. Почему меня никто не пытался остановить? Почему мама не читала мне нотаций о том, что я качусь на дно, ведь родители всё ещё жили в Чикаго в тот момент? Почему друзья не осуждали меня, пытаясь направить на путь истинный? Как моё окружение простило мне этот пиздец, закрыв на него глаза? И что случилось 17 мая, если несколько месяцев моей жизни буквально стёрлись из памяти, оставив за собой лишь пустоту и стремление к саморазрушению?

Я снова перевёл взгляд на Руфь и увидел, как в её глазах застыли слёзы.

— 17 мая я умерла, Кев.

Я чувствую разрывающую боль в груди и слабость в ногах. Осколки памяти наконец складываются в один паззл. Детали образов всех тех придуманных девушек, о которых я так старательно пиздел доку, сливаются в одну — Руфь, ту Руфь, которую я увидел в школьном коридоре, когда был ещё совсем пиздюком, и уже не смог разлюбить её. Ту Руфь, которая познакомила нас с Фэйт, которая курила косяк в окно, устроившись на подоконнике моей комнаты и рискуя спалиться перед родителями. Руфь, которая прижималась ко мне во сне, танцевала рядом со мной, плакала на моём плече. Которая бежала по весеннему Чикаго в расстёгнутом пальто и со смехом разгоняла стаи голубей, жмурясь от апрельского солнца. Это была та самая Руфь, которую прямо на моих глазах сбил ёбаный белый универсал с пьяным мудаком за рулём. Весь прошедший год мой изуродованный мозг старательно придумывал историю о том, что она изменила мне с каким-то взрослым мужиком, исчезнув из моей жизни как последняя сука, но правда в том, что у неё никогда не было никого ближе меня и дороже меня. И когда её брат приходил занести мои вещи из её дома, я не знаю, как я не умер прямо на месте. Видимо, подсознание старательно бережёт нас от таких вещей, и ему стоило бы быть благодарным. Как стоило бы быть благодарным моим друзьям, которые точно так же любили её и скучали, но целый год ломали комедию, что её и вовсе никогда не существовало, лишь бы не спровоцировать очередной приступ посттравматического расстройства у меня. И мои родители, которые присылали мне невероятную кучу бабла на психотерапию, и док, который так обстоятельно и осторожно вытягивал из меня эти воспоминания, пытаясь помочь мне пережить их…

Меня начинает трясти, тошнить, и голова кружится так, что на ногах устоять почти невозможно. Я тяжело и быстро дышу, прижимая Руфь к себе и совершенно не понимаю, что должен делать.

…Words are very unnecessary

They can only do harm…

— Ты ведь не настоящая, да? — дрожащим голосом пытаюсь выдавить я сквозь ком в горле.

— Такая, какой ты меня запомнил, — тихо отвечает она.

— Зачем я должен был вспоминать это? Зачем?! — я почти срываюсь на крик.

— Тебе станет легче, — её голос кажется таким ровным и тёплым, что мне на мгновение становится спокойнее. Но я всё равно ощущаю, как слёзы катятся у меня по щекам. Мне всю жизнь говорили, что проявлять эмоции — это не мужское занятие. Кажется, эти люди никогда не теряли тех, кто был им действительно дорог.

— Хорошо, что ты вспомнил, — продолжает она, — теперь ты знаешь, что должен меня отпустить.

— Но я не хочу… — собрав всю оставшуюся волю, я слабо улыбаюсь, — ты ведь обещала потанцевать со мной на выпускном.

— Я выполнила своё обещание, — отвечает она, крепче сжимая моё плечо в танце, — но ты должен пообещать, что отпустишь меня. Пора, Кевин.

— Обещаю, — с трудом выдавливаю я, сам едва веря своим словам.

...All I ever wanted

All I ever needed…

Я танцую с ней в последний раз. Чуть больше года назад я обнимал её, думал о будущем, о том, что сожрать на завтрак, идти ли учиться дальше, и как круто было бы собрать всех в пятницу, чтобы потусоваться вместе. Я не мог даже представить, что на год выпаду из жизни, опущусь на дно, погружусь в посттравматический синдром настолько, что не смогу доверять даже собственному мозгу. А ведь я всегда считал, что нет ничего сильнее человеческого сознания, а все эти рассказы о бреде, навязчивых идеях и депрессии — это выдумки слабаков. Я думал, что моей главной проблемой будет поиск новой говняной работы, а теперь я танцую со своим любимым человеком в чёрт знает откуда взявшемся в моей голове изуродованном мире с декорациями школьного выпускного. И я понимаю, что больше никогда не увижу её. Даже в своих бредовых фантазиях. Каждая нота песни на фоне приближает меня к этой секунде, и я ничего, блять, не могу сделать. Ни-че-го.

...In my arms…

Эпилог