Но поскольку души находятся в наших телах, то неразумные души соединяются с телами, являются их жизнью, в них и вместе с ними обретают свою природу, силу и энергию, а разумные души, по причине своего отделения от тел, и обладающие в полной мере способностью отделяться от них, наделены собственным движением, собственной волей, распоряжаются своими желаниями и стремлениями, как об этом было сказано выше. Поскольку неразумные души даже не имеют следа самостоятельного движения и внутреннего стремления и полностью представляют собой жизнь тела, то совершенно ясно, что судьба дала им в удел их природу вместе с телами. Достоинство этих душ определено в соответствии с телами и неотделимо от них. Эти души находятся в зависимости от их движений, как уже было сказано о телах. Если это качество в большей степени подходит жизни растений, поскольку они своими корнями связаны с землей и лишены ощущения движения, в свою очередь, находящегося в соединении со стремлением и желанием души, которой обладают существа неразумные, то естественно, что души неразумных существ, занимающие среднее положение в иерархии, — как полностью укорененных в своих телах, так и полностью по своей природе отделенных от них и обладающих самостоятельным движением, — несут на себе следы стремления и желания, возникающих внутри себя. Эти стремления и желания движутся порой в согласии с природой их вида, как, например, лев, сообразно своему виду, обладает яростным духом, а порой движется либо излишне бурно, либо излишне вяло. На этом основании души различаются по своему достоинству и образу жизни. Это объясняется определенным для них судьбой внутренним устройством, которое обретает свое движение извне. Неизбежно, чтобы среднее по своему меж других положению имело некоторую общность с тем, что находится по краям.
Разумная душа, обладающая собственным движением и в полной мере управляющая своим стремлением и желанием, имеет право делать свой выбор. Но поскольку душа пользуется услугами тела, то страсти тела поднимаются к ней. Однако когда душа, живя в согласии с природой, пользуется те лом как своим инструментом,[89]
оставаясь при этом отделенной от него и властвуя над ним, тогда вред, получаемый телом, препятствует действиям души, однако ей самой не мешает. Божественный Сократ говорил,[90] что боль остается в ноге. Но когда душа вступает сверх меры в родство с телом, воспринимая его уже не как орудие, но как часть себя самой, а пуще того как самое себя, тогда, испытывая страсть вместе с телом и теряя из-за него свою разумность, считая своими стремления его гнева и вожделения и прислуживая им, предоставляя телу способы для достижения цели его стремления, душа портится во всех отношениях, заболевает присущей ей болезнью и, чтобы выздороветь, нуждается в лечении. И поскольку одни противоположности являются лекарством для других противоположностей, то души, испорченные наслаждением, тягой к плотской любви и деньгам, к почестям, власти и подобным стремлениям, следует исправлять и лечить неудачами в этих вещах, и в особенности страданиями тела. Ибо тело ближе к душе и боль, находящаяся в нем, и боль, возникающая из-за него, намного чувствительнее. Дело в том, что душа, отпавшая от того, что лучше нее и от самой себя, целиком отдавшая себя своему телу и внешним вещам и считающая их своими, ищущая в них свое благо, болеющая из-за этого и портящаяся — как иначе сможет она распознать эти вещи и свою тягу к ним, как сможет она с презрением их отвергнуть и обратиться к самой себе и к лучшему, чем она, началу и в нем искать свое благо, если, вдобавок к ущербу, она испытает печаль? Ведь к этим вещам душа склоняется из-за своей тяги к наслаждению, находящемуся в телах и сосуществующему вместе с ними. И покуда душа находит в теле свое удовольствие, она прирастает и пригвождается к нему. Ибо ни один гвоздь не способен с такой силой пронзать и скреплять, как это может делать наслаждение и исходящий от него соблазн.[91]