— Мне всегда приходится все узнавать от посторонних, — скорбно проговорила тетя Мария.
— Но мы… мы хотели сделать вам сюрприз, тетя Мария…
— Не знаю, с чего это ты вздумала звать гостей в мае, когда нельзя полагаться на погоду, Анни.
Энн вздохнула с облегчением. Видимо, тетя Мария только услышала, что они зовут гостей, но не подозревала, что это имеет какое-то отношение к ней.
— Я… я хотела позвать гостей, пока в саду еще не завяли первые цветы.
— Я надену свое платье из тафты. Если бы мне не сказали в Глене, Анни, то гости, наверное, застали бы меня в домашнем платье.
— Ну, что вы, тетя, конечно, мы бы вас предупредили заранее, чтобы вы успели переодеться.
— Вот что я скажу тебе, Анни, если только мои слова имеют для тебя хоть какой-нибудь вес — а мне начинает казаться, что никакого веса они не имеют. Хотелось бы, чтобы в будущем ты поменьше от меня скрывала. Между прочим, в Глене считают, что камень в окно методистской молельни бросил ваш Джим. Тебе это известно?
— Он не бросал, — тихо возразила Энн. — Он мне сказал, что не бросал.
— Так он тебе и признается! Ты уверена, что он не врет, Анни?
«Анни» по-прежнему тихо ответила:
— Совершенно уверена, тетя Мария. Джим не соврал ни разу в жизни.
— Ну, во всяком случае, я тебе передала, что говорят в Глене.
И тетя Мария со своей обычной любезностью развернулась и вышла из комнаты, демонстративно обойдя Шримпа, который развалился на полу, ожидая, чтобы кто-нибудь пощекотал ему животик.
Сьюзен и Энн вздохнули.
— Пожалуй, я пойду лягу, Сью. Действительно, хорошо бы завтра было солнце. Не нравится мне эта туча над гаванью.
— Вот увидите, погода будет отличная, — заверила ее мисс Бейкер. — Так сказано в календаре.
У Сьюзен был календарь, который предсказывал погоду вперед на целый год и довольно часто угадывал, так что Сьюзен в него свято верила.
— Не запирай боковую дверь, Сьюзен. Джильберт может поздно вернуться из города. Он поехал за розами… решил купить пятьдесят пять кремовых роз. Тетя Мария говорила, что признает только кремовые розы.
Глава пятнадцатая
Энн и Сьюзен встали очень рано, чтобы успеть кое-что доделать, до того как проснется тетя Мария.
— Ну, что я говорила, миссис доктор, голубушка, — самодовольно сказала мисс Бейкер. — Денек выдался, как на заказ! Попробую после завтрака испечь это новое изобретение — масляные шарики, да еще буду каждые полчаса звонить Флэггу, чтобы он не забыл про мороженое. Осталось даже время вымыть крыльцо на веранде.
— Ну, это-то зачем, Сью?
— Миссис доктор, голубушка, вы, как я понимаю, пригласили миссис Эллиотт. А она должна увидеть наше крыльцо чистым как стеклышко. А уж цветы вы сами поставьте — у меня нет вашего таланта на букеты.
— Четыре кекса? Вот это да! — воскликнул Джим.
— Уж если устраивать праздник, так чтоб это был праздник, — величественно проговорила Сьюзен.
В назначенное время начали прибывать гости, и их принимали тетя Мария в платье из бордовой тафты и Энн в платье из бежевого муслина. Она подумывала, не надеть ли белое — день выдался теплый, — но решила остановиться на бежевом.
— И правильно, — одобрила ее выбор тетя Мария. — Я всегда говорила, что белое пристало носить только молодым.
Все шло как по нотам. На застеленном белоснежной скатертью столе красовался парадный сервиз. В вазе стоял очаровательный букет из экзотических бело-лиловых ирисов. Приготовленные Сьюзен масляные шарики произвели сенсацию — ничего подобного в Глене до тех пор не видели и не пробовали. Суп-пюре был необычайно вкусен, салат с курицей был сделан из птицы, выращенной «не где-нибудь там», как сказала мисс Бейкер, а в Инглсайде. Затравленный Сьюзен Флэгг вовремя прислал мороженое. И напоследок Сьюзен внесла в столовую огромный торт с пятьюдесятью пятью свечами, походивший на голову Иоанна Крестителя, и поставила его перед тетей Марией.
Но у Энн, хотя она улыбалась и радушно потчевала гостей, уже с полчаса как кошки скребли на сердце. Все, казалось бы, шло хорошо, но в ней росло убеждение, что что-то не так. Поначалу она была слишком занята, чтобы заметить перемену, произошедшую с тетей Марией, когда миссис Корнелия от души поздравила ее с днем рождения. Но вот все сели за стол, и Энн вдруг увидела, что тетя Мария стала мрачнее тучи. За весь обед она не произнесла ни слова, а на адресованные ей реплики отвечала отрывисто и односложно. Она съела не больше двух ложечек супа и ложки салата, а на мороженое вообще не обратила внимания — будто его и не было на столе.
Когда же Сьюзен поставила перед ней торт со свечами, тетя Мария судорожно глотнула, но не смогла подавить странного звука, похожего на сдавленное рыдание.
— Тетя, что с вами? Вы нездоровы? — воскликнула Энн.
Тетя Мария глядела на нее ледяным взглядом.
— Я совершенно здорова. Что, конечно, очень странно,