Читаем Эннеады полностью

5. Для большей ясности представления /это формы существования/ очень часто прибегают к образу круга, в котором из одного центра исходит множество радиусов; подобно этому говорят и там /в сверхчувственном мире от первоединого/ происходит множество существ. Но к положению, что происходящее там многое существует разом и вместе, необходимо присовокупить следующую оговорку: даже в круге сливающие в одно /в центре/ радиусы могут быть принимаемые за особые отдельные /даже в центре/, так как круг все-таки есть поверхность; но где нет пространства и протяжения свойственного даже поверхности, где имеют место одни лишь непротяженные силы и сущности, там эти силы и сущности легко могут быть представлены, как такие особые центры, которые все вместе составляют один и тот же единственный центр, на подобие того, как и все радиусы, представленные в самом начале до распространения их в пространстве, должны бы составлять из себя одну точку со своим центром. Когда же затем радиусы распространятся в пространстве, то они будут зависеть от тех точек, из которых вышли, причем каждая точка будет иметь свой особый центр, не отделимый однако же от первого /общего всех/ центра; эти центры, несмотря на соединение всех их в одном первом центре будут как и особыми индивидуальностями, ибо образуют из себя число - число как раз равное числу радиусов, для которых они послужили началом; сколько радиусов выходит из центра и опять в нем сходится, столько же для них есть и центров, и однако же все они составляют один и тот же центр. Сравнивая ноумен с центрами, которые совпадают в одном центре и сливаются здесь в одно, и в то же время кажутся особыми и многими в радиусах, в которых они лишь раскрываются, но вовсе ими сами не порождаются, мы думаем дать этим сравнением еще более ясное представление о тех сущностях, состоя из которых, ноуменальная природа /при единстве/, есть множественная и вездесущая.

6. В самом деле ноумены, представляя из себя множество образуют также и единство, и наоборот составляя единство, по причине своей бесконечности /не объятой пространственными границами/ природы, образуют множество; тут многое в едином и единое во многом и все вместе; каждая сущность устремлена своей энергией на все целое и вместе с ним, и даже когда направляет ее на какую-либо часть, действует на нее совместно с целым, ибо хотя первое ее действие на эту часть имеет вид частного действия, но в него входит и действие целого, как например, когда человек в себе /идея, сущность/, входя в какого-либо человека, и становится этим именно особым человеком, то от этого он вовсе не перестает быть человеком в себе; человек телесный, происходящий от человека идеального, который есть один единственный, производит множество человеческих индивидуумов, которые однако же все одинаково суть люди именно потому, что одно тождественное нечто /идея/ налагает на все множество одну и ту же печать. А это значит, что человек в себе, что каждый ноумен, что вся целостность их не во множестве /индивидуальных вещей/ находится, а напротив /это видимое/ множество в том сверхчувственном мире содержится, или вернее, как бы располагается вокруг его, ибо иначе например, белизна присутствует во всем теле и совсем иначе одна тождественная душа присутствует во всех членах организма; вот именно так /как душа в органах тела/ истинно-сущее везде и во всем присутствуют.

7. И мы своим существованием и своим существом утверждаемся всецело на этом сущем, к нему всегда обращены, ибо в нем лежит наше начало. Ведь мы мыслим ноумены, не прибегая к образам и отражениям, и это значит, что мы сами принадлежим к числу их, и когда мы бываем причастны истинного знания, то это не потому, что мы их воспринимаем, или овладеваем, а потому, что к ним возносимся и в среде их находимся. Так как кроме нас есть эти подобные нам ноуменальные сущности, то /вследствие нашего сходства с ними/ мы все принадлежим к числу ноуменов, и, как ноумены, существуем совместно со всем прочим, и вместе с ними составляем одно целое. Когда мы направляем взор вовне, а не туда, где мы коренимся /духовной природой/, то конечно не можем усмотреть нашего единства /со всем сверхчувственным целым/, и нас можно в этом разе уподобить множеству лиц, которые на внешний взгляд кажутся многими, несмотря на то, что в существе все они растут и держатся на одной и той же голове. Но если бы каждое из этих лиц, собственной ли силой или движемое могло обратиться на самое себя, то оно увидело бы в себе и Бога и все; конечно, сразу оно не увидит себя как единое, но глядя все больше и больше и не находя нигде точки опоры для очерчения собственных границ и для определения, доколе собственно простирается его собственное бытие, оно в конце концов оставит попытку отличить и отделить себя от всеобщего бытия, и таким образом, не двигаясь вперед, не переменяя места, очутится там же, где это всеобщее бытие, - само окажется этим бытием.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Основы философии (о теле, о человеке, о гражданине). Человеческая природа. О свободе и необходимости. Левиафан
Основы философии (о теле, о человеке, о гражданине). Человеческая природа. О свободе и необходимости. Левиафан

В книгу вошли одни из самых известных произведений английского философа Томаса Гоббса (1588-1679) – «Основы философии», «Человеческая природа», «О свободе и необходимости» и «Левиафан». Имя Томаса Гоббса занимает почетное место не только в ряду великих философских имен его эпохи – эпохи Бэкона, Декарта, Гассенди, Паскаля, Спинозы, Локка, Лейбница, но и в мировом историко-философском процессе.Философ-материалист Т. Гоббс – уникальное научное явление. Только то, что он сформулировал понятие верховенства права, делает его ученым мирового масштаба. Он стал основоположником политической философии, автором теорий общественного договора и государственного суверенитета – идей, которые в наши дни чрезвычайно актуальны и нуждаются в новом прочтении.

Томас Гоббс

Философия
Очерки античного символизма и мифологии
Очерки античного символизма и мифологии

Вышедшие в 1930 году «Очерки античного символизма и мифологии» — предпоследняя книга знаменитого лосевского восьмикнижия 20–х годов — переиздаются впервые. Мизерный тираж первого издания и, конечно, последовавшие после ареста А. Ф. Лосева в том же, 30–м, году резкие изменения в его жизненной и научной судьбе сделали эту книгу практически недоступной читателю. А между тем эта книга во многом ключевая: после «Очерков…» поздний Лосев, несомненно, будет читаться иначе. Хорошо знакомые по поздним лосевским работам темы предстают здесь в новой для читателя тональности и в новом смысловом контексте. Нисколько не отступая от свойственного другим работам восьмикнижия строгого логически–дискурсивного метода, в «Очерках…» Лосев не просто акснологически более откровенен, он здесь страстен и пристрастен. Проникающая сила этой страстности такова, что благодаря ей вырисовывается неизменная в течение всей жизни лосевская позиция. Позиция эта, в чем, быть может, сомневался читатель поздних работ, но в чем не может не убедиться всякий читатель «Очерков…», основана прежде всего на религиозных взглядах Лосева. Богословие и есть тот новый смысловой контекст, в который обрамлены здесь все привычные лосевские темы. И здесь же, как контраст — и тоже впервые, если не считать «Диалектику мифа» — читатель услышит голос Лосева — «политолога» (если пользоваться современной терминологией). Конечно, богословие и социология далеко не исчерпывают содержание «Очерков…», и не во всех входящих в книгу разделах они являются предметом исследования, но, так как ни одна другая лосевская книга не дает столь прямого повода для обсуждения этих двух аспектов [...]Что касается центральной темы «Очерков…» — платонизма, то он, во–первых, имманентно присутствует в самой теологической позиции Лосева, во многом формируя ее."Платонизм в Зазеркалье XX века, или вниз по лестнице, ведущей вверх" Л. А. ГоготишвилиИсходник электронной версии: А.Ф.Лосев - [Соч. в 9-и томах, т.2] Очерки античного символизма и мифологииИздательство «Мысль»Москва 1993

Алексей Федорович Лосев

Философия / Образование и наука