Эннера

С тех пор, как закончилось окончательное превращение в доа, преобладал голод. Ни с чем не сравнимый энергетический голод. По ощущениям — в тысячи раз сильнее, чем ломка завязавшего наркомана. Когда-то в ранней юности Адан, как и большинство сверстников, испробовал на себе предложенный на вечеринке неизвестный наркотик забавы ради. Ему повезло чуть меньше — первым опытом оказался сильнодействующий опиат, вызывающий кроме потрясающих по размаху и красочности галлюцинаций ещё и сильнейшую зависимость. Понадобилось несколько месяцев на борьбу с собственным организмом, чтобы избавиться от пагубной привычки. Ему удалось, но память о пережитых мучениях осталась. Три месяца назад Адан убедился, какими ничтожными они были.

Сначала он не сразу понял, в чём дело. Способности сами по себе пошли на убыль. В какой-то момент практически не приходилось больше сдерживаться — надпространство не открывалось, перемещение, чтение мыслей, телекинез и прочие фокусы давались с трудом, электроприборы не ломались, даже «присутствие» Миры исчезло. Адан обрадовался — наконец-то желание обрести прежнюю жизнь материализовалось, и почти получалось быть как все — обычным.

Но радоваться пришлось недолго. Через пару суток счёт перешёл на секунды. Адан метался озверевшим хищником по квартире, круша всё, что попадалось под руку. Тело болело так, что хотелось снять с себя кожу или сигануть вниз с балкона. В начале такая возможность просто нравилась, позже — казалась единственным выходом. Не соображая, Адан ринулся на стекло. Правда, выпасть из окна не получилось, зато удалось перенестись за Сферу, на знакомую уже скалу. Ту самую, куда вышвырнуло после первой встречи с Роми. Или другую, похожую — в тот момент было не до деталей.

А когда в глаза ударил яркий сиреневый свет луны, когда по жилам побежали колючие горячие волны, и мозг снова включился, Адан понял кое-что из того, о чём с момента трусливого возвращения в Бэар предпочитал не задумываться.

Главным образом, что голод, о котором предупреждала Таль, не шутки. А ещё — что Сфера каким-то образом блокирует, не пропускает внутрь необходимое для доа ультрафиолетовое излучение.

Почему? Адан не знал. И сейчас, сидя внутри, в нескольких метрах от границы, где светящийся купол уходил в землю, ощущая понятный теперь уже голод, ломал голову над вопросом — кому и зачем понадобилось накрыть Бэар крышкой? Каково её настоящее предназначение? Что она делает с бэарцами в первую очередь: защищает или блокирует?

Кроме голода всегда присутствовала пустота. Даже не так, а огромными буквами. И в отличие от первого избавиться от неё не получалось даже на короткое мгновение. Она прочно и навечно поселилась в его душе. Не спасали ни работа, ни развлечения, ни вкусная еда, ни секс. Пустота умело пряталась за тонкой пеленой ежедневных горестей и радостей и с завидным постоянством напоминала о себе в самый неподходящий момент. И тогда, не в силах больше сопротивляться накатившей тоске, Адан предавался воспоминаниям. Снова и снова прокручивал в памяти два далёких дня, изменивших его жизнь навсегда.

Сейчас он бы ни за что не сбежал. Обязательно бы остался, не бросил Роми одну, когда земля буквально разверзлась под ногами. Шагнул бы дальше, переступил ещё одну грань невозможного, даже если этот шаг означал гибель. Попытался бы разобраться, окунулся с головой в непонятное и неизведанное. Не ради атради и не ради Миры — ради себя.

А тогда это стало последней каплей. Не страх, не испуг, не плохое предчувствие — банальная усталость. Словно он долго, бесцельно играл в чужие игры по чужим правилам, которые ему навязали. Слишком много всего произошло, слишком быстро, слишком сразу. Не оставалось времени спокойно взвесить, задуматься, проанализировать, почувствовать — куда, зачем, почему. Постоянная опасность, спасение, новые проблемы, а с ними — и новые вопросы, ответы на которые требовали большего риска и порождали больше проблем. Хотелось только одного — домой. Отдышаться, смыть грязь и песок, и, если не случится чего-нибудь ещё, попытаться обо всём забыть.

Ничего не случилось. За ним никто не пришёл — ни Роми, ни Ллэр, ни Тени. Только спустя несколько дней появилась Мира — живая, здоровая, немного печальная. И совсем другая, уверенная в себе, спокойная. Уже позже, в их следующую встречу, Адан понял, что изменилось — в Мире не осталось сомнений и пустоты. А его — только разрастались. Чем больше каждый новый прожитый день смахивал на прежнюю спокойную и привычную жизнь, тем острее он ощущал всю бессмысленность побега от себя и нелепых попыток забыть, не интересоваться, не пытаться узнать, кто он на самом деле и что означает всё, что успел увидеть.

Откуда-то появились неизвестные раньше одиночество, тоска, скука. Его всё чаще подмывало вернуться на Тмиор, найти Роми, поговорить… Или бросить всё, присоединиться к Мире и, может быть, позаимствовать у неё лёгкость и непринужденность, с которой она воспринимала окружающий мир и новую себя.