— Объяснит и не только, почему я усадила тебя в таксилёт. Просто не перебивай. Выслушай, — Таль скользнула взглядом по их лицам, уставилась перед собой, на губах заиграла еле заметная улыбка. — Самар поверил, что гены доа — причина моего появления в Плеши. Расслабился. Не знаю, как ему удалось справиться с моей истерикой, но он уговорил остаться в Тмиоре до родов. Плешь не сделала из меня доа. Я так и осталась актарионкой-полукровкой. Разве что способности стали сильнее, что-то видоизменилось, усовершенствовалось. И не потребовалось никаких ухищрений Тайко, чтобы оставаться в Тмиоре. Солнце оказалось совершенно безвредным для меня. Зато в моём лице Самар нашёл благодарного слушателя, которого ему так не хватало. Ты спрашивала, знаю ли я всех атради, чтобы судить, — Таль склонила голову набок, чуть насмешливо, с привычным высокомерием посмотрела на Роми. — Так вот знаю. Не всех. Но многих. Достаточно, чтобы навсегда отказаться от идеи стать одной из… И что гораздо важнее — знаю о вас то, чего даже вы не знаете. Или не помните. Ни с кем из атради Самар не мог быть настолько откровенным, у него не осталось друзей. Вы всегда считались всего лишь его детищем, непрекращающимся экспериментом длиною в вечность. Каждый новый атради — личное достижение, ещё один маленький опыт в общую копилку успеха. Со мной он был другим. Может, потому что влюбился, может, видел какой-то особый потенциал для себя.
— Скорее, второе, — усмехнулась Роми. — Самар и влюбился? Не представляю. И вообще, мне иногда казалось, что ему не нравятся женщины.
— Я ему нравилась. Как женщина или нет — уже не важно. Мне он доверял, показывал, учил. Даже привёл сюда, в этот Замок. Много рассказывал. Про доа, про Эннеру, про первый эксперимент, про то, что случилось потом. Думаю, он верил, что после рождения Миры я приму его предложение, соглашусь стать вечной. Не просто атради, а помощницей, подругой, любовницей.
— И как? Удалось? — хмыкнул Адан.
Таль обернулась к нему, снисходительно улыбнулась. Продолжила, не отвечая на вопрос:
— Когда Мира родилась, я решила вернуться в Актарион. Самар не настаивал, не уговаривал. Более того, помог устроиться, — она посмотрела на Миру, — помог нам обеим начать новую жизнь. Не стирал память, не угрожал, наоборот, часто навещал, поддерживал. Видимо, он до последнего момента надеялся, что рано или поздно я передумаю, приму его предложение.
— Так это ты — Голос? Ты его убила? — исподлобья глядя на Таль, спросила Мира.
— Его убила ты. Твоя вторая сущность. Самар оказался прав.
— Что? — опять перехватило дыхание. Опять откуда-то появилась уверенность, что Таль не обманывает. Опять теплые руки Ллэра ласково прижали к себе. Он что-то прошептал, но Мира не расслышала. Смотрела в упор в синие глаза Таль и молча требовала объяснений.
— Твой смертельный вирус — правда. Всё, что я вам о нём рассказала, — Таль повернулась к Адану, — не выдумка. Поврежденные шапероны, нарушенный синтез белков, возрастающий при стрессе или сильных эмоциях. В результате — мучительная смерть в молодости. Этим тебя, — Таль развернулась обратно к Мире, — наградил твой отец. Онкогены — бич тех, кто когда-то принадлежал к могущественной расе Тлай. Ты была обречена с рождения. А я не смогла смириться, представляешь? — она как-то неестественно улыбнулась, совсем невесело. Замолчала, поджав губы и уставившись на Луну.
— Тебе удивительно везёт на контакты с редкими расами, — проговорил Ллэр. — Отец — доа, дочь от тлай, опекун — атради, да и тот не рядовой… — посмотрел на Миру. И вдруг улыбнулся. — Котёнок, твоя мать, конечно, та ещё штучка, но ты во всех смыслах настоящее чудо. Наполовину тлай, четверть доа и четверть актарионки. Не хватает в наборе только вильʼлари.
— Они — не гуманоиды, — встряла Роми. — Вильʼлари. Были. Потомки каких-то насекомых. Яйцекладущие и генетически несовместимые ни с кем, кроме самих себя. А вот тлай… — она покачала головой. — Самые сильные. Самые могущественные. Самые… самые! Говорили, для них не осталось неизлечимых болезней, кроме старости, которую они холили и лелеяли, как самое важное, что существует во Вселенной. И они… существуют?..