Энни с острова принца Эдуарда

Но в тот день Энни не заметила в Руби вышеупомянутой внутренней борьбы. Руби казалась странно спокойной. Она не говорила ни о вечеринках, ни о «выездах в свет», ни о нарядах, ни о мальчиках. Закутав худенькие плечи в белую шаль, Руби лежала в гамаке; рядом с ней Энни увидела незаконченную вышивку. Ее длинные золотые косы – ах, как Энни хотелось иметь такие же, когда они еще учились в школе! – безжизненно упали ей на грудь. Руби вынула шпильки, которые, по ее словам, причиняли ей боль. К тому времени чахоточный румянец сошел с ее лица; оно сделалось совсем бледным и напоминало лицо испуганного ребенка.

На серебряный небосклон взошла луна, освещая бледным светом облака; внизу, словно старинное зеркало, отражала рассеянный лунный свет поверхность пруда.

Позади усадьбы Джиллисов виднелась церковь; за ней располагалась территория старого кладбища. В лунном свете белели могильные камни, рельефно выступавшие на фоне темных деревьев.

– Как странно выглядит кладбище, когда светит луна, – вдруг сказала Руби, и ее охватила дрожь. – Призрачная картина! А знаете, Энни, скоро и я буду там спать вечным сном! Вы с Дианой и все остальные пройдете мимо, полные жизни, а я… я буду лежать на этом старом кладбище… мертвая!

Эти слова застали Энни врасплох. Несколько мгновений она не могла вымолвить ни слова.

– Вы ведь это знаете, не правда ли? – с горькой усмешкой спросила Руби.

– Да, я знаю, – ответила Энни. – Я все знаю, дорогая моя Руби…

– И все знают, – тяжело вздохнула бедная девушка. – И я знаю – все лето только и думала об этом, хотя и не подавала виду…

Она вдруг импульсивно, как бы ища защиты у Энни, сжала ей руку и воскликнула:

– О, Энни! Как мне не хочется умирать! Смерть – это так страшно!..

– Почему вы боитесь, Руби? – прошептала Энни.

– Потому что… Ну, в общем, наверное, я попаду на небеса, ведь я – член церковной общины! Но там все ведь будет совсем иначе. Я все думала и думала и вдруг… испугалась. Знаете, Энни, я уже заранее тоскую по дому! На небесах, конечно, очень красиво, – так утверждает Библия! – но… там не будет того, к чему я привыкла здесь.

В памяти Энни всплыло одно воспоминание. Однажды она слышала, как Филиппа Гордон рассказывала ей историю про старика, готовившегося отойти в мир иной; он говорил примерно то же, что и Руби. Тогда они с Присциллой вволю посмеялись, но теперь ей было не до смеха, когда эти горькие слова слетали с дрожащих губ бледной Руби. Все это казалось грустным, трагичным и, главное, – правдой. На небесах у нее все будет по-другому. Нет, там ничего не напомнит ей о той легкомысленной жизни, полной страстей и развлечений, которую она вела на земле. Грядут великие перемены, и ей придется привыкнуть ко всему новому, каким бы чужим, нереальным и лишенным привычных радостей оно не казалось в начале пути. Энни с трудом пыталась подобрать нужные слова, чтобы успокоить подругу. Но что могла она сказать?

– Я думаю, Руби, – в конце концов, начала она неуверенно; ей далеко не просто было говорить о самом сокровенном или о том, о чем она имела лишь смутное представление. На смену детским домыслам о таинствах жизни и смерти пришла более здравая философия, но как поведать обо всем этом умирающей? Тем не менее, Энни продолжала:

– Я думаю, возможно, мы очень заблуждаемся относительно того, что нас ожидает там. Мы думаем одно, но на самом деле все может оказаться совершенно иначе. А что, если жизнь после… смерти не так уж отличается от нашей теперешней? Хотя большинство считает как раз по-другому, но я полагаю, что мы продолжим наше существование после смерти и сохраним свою индивидуальность. Словом, все окажется почти так, как здесь, в этом мире, только там нам проще будет творить добро и совершенствоваться. Мы забудем о том, что такое препятствия и тупики, наш путь обозначится четко. Не бойтесь, Руби!

– Увы, мне не хватает мужества, – грустно сказала та. – Даже если вы и взаправду так считаете – в чем вы не вполне уверены! – все это может оказаться лишь плодом вашего воображения, и там – все по-другому! Нет, там все должно быть иначе! И… я бы очень хотела продолжать жить здесь, на земле. Я ведь так молода, Энни! У меня и жизни-то еще не было! Я так отчаянно за нее боролась, но все тщетно: смерть близка… Я навсегда теряю то, что любила здесь.

У Энни защемило сердце; боль была невыносимой. Она не могла лгать подруге, чтобы успокоить ее. Все, что Руби сейчас сказала, ужасало ее и было… правдой. Да, все, что она любила в этой жизни, она оставляет навсегда. Но недосягаемым для нее окажется лишь все земное; у нее были свои маленькие радости: то преходящее, чем она дорожила превыше всего, забывая о ценностях вечных, связующих два разных существования воедино и делающих смерть простым переходом из одной жизни в другую – из сумерек в ясный день. Но Энни верила в то, что Господь позаботится о Руби ТАМ. А сейчас бедняжка, с беспомощностью слепой, продолжала цепляться за то, что она знала и любила.