Èñòèííûé ä'Àðòàíüÿí

Д'Артаньян в ужасе поспешно возвращается на дворцовую площадь и видит там своего друга Роза.

– Где суперинтендант? – тихо спрашивает он.

– Он несколько минут назад вышел из зала Совета.

В это время носилки Фуке уже миновали замковые стены, высокомерно проплыли мимо второго эскадрона мушкетеров и, продолжая путь, тихо исчезли на улицах города.

Такая неприятность могла сорвать все дело. Д'Артаньян посылает своего помощника Мопертюи сообщить королю, что он упустил суперинтенданта. Затем вместе с 15 мушкетерами он вскакивает в седло и бросается на поиски на улицы Нанта. Он настигает носилки на соборной площади и велит окружить их.

– Сударь, мне нужно поговорить с вами, – бросает он Фуке.

– Не может ли ваше дело подождать до того момента, когда я вернусь к себе?

– Нет, сударь, то, что я должен вам сказать, не терпит отлагательств.

– А! – озадаченно восклицает суперинтендант.

Он выходит из носилок и приветствует д'Артаньяна взмахом шляпы. Тогда д'Артаньян сообщает ему о том, что получил приказ задержать его.

– Однако, господин д'Артаньян, точно ли, что вам нужен именно я?

– Абсолютно точно, сударь. Вот письменный приказ Его Величества.

И д'Артаньян предъявляет уже известный нам указ об аресте. Фуке читает и перечитывает его несколько раз, постепенно меняясь в лице. Затем, пытаясь подавить тяжелые чувства, охватившие все его существо, он все же выдает себя, прошептав:

– Ничего подобного я не ожидал. Я верил, что король милостив ко мне более, чем к кому бы то ни было в нашем королевстве. Я в вашем распоряжении, месье, но прошу, чтобы все было сделано без лишнего шума.

Несколько просителей, которые вплоть до этого момента сопровождали носилки суперинтенданта, бросились врассыпную, боясь, что солдаты уведут и их. Фуке воспользовался этим минутным замешательством, чтобы прошептать Кодюру, слуге Анны Австрийской, которого он хорошо знал: «Быстро в Сен-Манде!»

Зоркое око д'Артаньяна ничего не заметило. Кодюр сразу же помчался к самому верному камердинеру Фуке Лафоре и предупредил его об аресте хозяина. Не теряя ни минуты, Лафоре бегом бросился прочь из Нанта, добрался до первой подставы лошадей, приготовленной суперинтендантом «на всякий случай» в двух лье от города, и пустился галопом в Париж. Там он явился к другу суперинтенданта мадам Дюплесси-Белльер, в чьем доме собрался маленький военный совет во главе с аббатом Фуке.

– Следует отправиться в Сен-Манде и поджечь дом, – посоветовал аббат. – Это единственное средство спасти моего брата.

– Вы сошли с ума, аббат, это все равно что подписать ему смертный приговор. Фуке не в чем упрекнуть, и король будет вынужден отпустить его.

– Нет, мадам, у него есть важные бумаги, которые не должны попасть в руки врагов.

Спор затянулся, и те несколько часов, на которые Лафоре опередил официальных курьеров, были потеряны. Благодаря этому гражданский судья д'Обре успел без труда опечатать в первозданном виде бумаги Фуке в его доме в Сен-Манде, а канцлер Сегье сделал то же самое в суперинтендантстве. «Фуке хотел получить печати, – с иронией сказал последний, – вот он их и получил».

Тем временем в Нанте после ареста суперинтенданта гвардейский офицер Деклаво отправился во дворец и объявил королю, что его приказ выполнен.

Тогда Людовик XIV вышел из своего кабинета и прошел в караульное помещение, где в то время находились многие дворяне, в том числе Тюренн, Конце, Лионн, Вильруа.

Последовавшая сцена всем известна и напоминает лубочную картинку.

– Господа, – громко сказал король, – я велел арестовать суперинтенданта. Наступило время, когда я сам стал заниматься своими делами. Я решил арестовать его четыре месяца назад. Если я откладывал исполнение этого намерения до сегодняшнего дня, то лишь для того, чтобы нанести удар в такой момент, когда он сочтет себя наиболее почитаемым как государством, так и собственными друзьями.

От этих слов на присутствующих повеяло смертельным холодом. Они с ужасом вдруг увидели истинный характер сына Анны Австрийской.

Двор был подавлен энергией молодого суверена. В кулуарах герцог де Гевр в ярости хлопнул дверью, заявив с завистью:

– Что я сделал, чтобы получить такую пощечину? Что я, не смог бы арестовать его не хуже д'Артаньяна? Я смог бы арестовать собственного отца, а уж тем более своего лучшего друга...