Энциклопедический словарь (А)

Если таким образом своим метафизическим учением о Боге аристотелизм мог быть приведен в соглашение с религиозными умозрениями арабов и евреев, то в развитии христианского богословия первенствующую роль играла логика А., долженствовавшая, как совершенная форма мышления, служит для подтверждения догматов. Поэтому, в то время, как по своему содержанию, христианская религиозная философия примыкала больше к Платону, форма ее все более и более принимала аристотелевский характер, особенно под влиянием неоплатонического синкретизма. В Восточной церкви уже в V ст. Немезий пользовался аристотелевскими категориями; точно также в VI ст. мы встречаем в Иоанне Филиппоне ревностного комментатора А., а систематизация догматического учения, совершенная в VIII ст. Иоанном Дамаскиным и авторитет которой еще и теперь признается Греческой церковью, вызвана, главным образом, влиянием логических форм аристотелизма. Для Западной церкви учение А. приобрело значение преимущественно в той форме, в которой оно было передано в переводах и комментариях Боэция (478 – 525). Вообще, в отношении своих логических учений, весь ход развития схоластики определялся аристотелевским материалом, по мере знакомства с ним. См. Прантль, «Geschichte der Logik im Abendlande» (т. 2 – 4, Лейпц., 1861 – 70). Вначале это знакомство было скудное и смутное; даже Абелар должен был довольствоваться комментарием Боэция на написанное неоплатоником Порфирием введение к «Органону» и латинскими переводами двух сочинений «De categoriis» и «De interpretatione», да еще отрывками из других книг А. У Гильбера Порретана, в первой половине XII в., впервые замечается некоторое знакомство с обеими «Аналитиками», но без существенного влияния. Около этого же времени начинается и более близкое знакомство с «Топикой», и аристотелевская теория силлогизма мало-помалу становится, под названием «новой логики» на место «старой логики», впрочем, не без горячего протеста со стороны некоторых чистых богословов. Если, таким образом, благодаря близкому знакомству с «Органоном» А., как логик, приобретал все большую и большую известность (т. напр. Иоанн Салисбюрийский отдает ему дань высочайшего уважения), то в цветущий период схоластики влияние его не знает соперничества. Этому в особенности способствовали, начиная с конца XII ст., евреи, познакомившие Западный мир с арабскими переработками А. Но это был не чистый, подлинный А., а сколок с него, сделанный арабскими мыслителями, и следовательно не сам Аристотель, а его арабские последователи доставили орудие к величественной систематизации учения Западной церкви . Первоначально враждебная А., церковь уже в средине XIII ст. до такой степени прониклась солидарностью с древним философом, что признавала его за величайший авторитет по всем вопросам, не касавшимся непосредственно догмата. Для всех великих представителей схоластической мысли в эпоху ее наивысшего развития, для Александра Галесского, Бонавентуры, Альберта В., Фомы Аквинского, арабское толкование аристотелизма, именно в изложении Авиценны, имело решающее значение. Как у арабов философия совершенно исчезла в понятии аристотелизма, так схоластики насквозь были проникнуты сознанием согласия католической догмы с их аристотелевскими учениями, и его система преемственного развития природы превратилась у Фомы в величественную систему развитая высшей благодати. В этой форме философия А. стала официальной наукой католической церкви и нашла свой поэтически апофеоз в «Божественной комедии» Данте. Но, как и следовало ожидать, чем выше подымалась волна почитания А., тем резче должна была обнаружиться противоположность между его идеями и учением церкви. Этот процесс совершился в Рожере Бэконе, Дунсе Скоте и т.п., у которых внутреннее единство учения церкви с философией все более и более расшатывалось, пока, наконец, эти два элемента средневековой мысли не разъединились окончательно. Чтобы прикрыть их противоречие, а главное, чтобы устранить зарождение аристотелевской ереси, изобретено было учете о двойственной истине, богословской и философской. За всем тем даже у номиналистов, горячо восстававших против учения А., авторитет его стоял на такой недосягаемой высоте, что разрыв с схоластикой, совершенный философией Возрождения, повсюду разыгрался под знаменем разрыва с аристотелизмом. Ср. Журден, «Geschichte der Aristotelischen Schriften im Mittelalter» (нем. пер. Штара, Галле, 1831), также Историю схоластической философии Каулиха (Прага, 1863) и Штокля (З т., Майнц, 1864 – 67).