Философия Г. представляет собой весьма талантливо и последовательно проведенное механическое мировоззрение, со всеми его крайностями и со всей односторонностью. Философию Г. отождествляет с наукою вообще и видит в ней познание следствий из причин и причин из следствий, приобретенное путем умозаключений. Он делит ее на логику, на «первую философию» (Г. удерживает старый Аристотелевский термин, разумея науку об общих идеях, времени, пространстве причин etc.), на геометрию, физику и астрономию и на гражданскую философию, трактующую о человеке и государстве.
Единственный предмет философии (в науке) – тела, ибо только тела существуют; всякое тело конечно и только конечное может быть познано. Бог непознаваем и не составляет предмета науки, а есть объект теологии, веры. Точно также не может быть предметом науки душа, ибо она не имеет реальности. Орудием науки является мышление, состоящее в сравнении и различении, в сложении в вычитании. Мышление, таким образом, сводится к вычислению, логика – к математике. Такое ограничение для Г. возможно и естественно, ибо всю реальность он свел к телам, а качества тел – к движениям, рассмотрение которых вполне исчерпывается математическим вычислением. Это основное воззрение Г. вытекает из сенсуалистических посылок. Движения вызывают во внешних органах впечатления, впечатления вызывают движения внутри вас, благодаря чему возникают идеи. Все наше познание состоит из идей. Связь идей становится тем более прочной и воспроизведение их тем более легким, чем чаще они воспроизводились вместе. Основой ассоциации идеи служит физиологическая связь между следами движений. Сравнение, соединение и разделение перерабатывает первоначальные идеи в другие более сложные и отвлеченные, подобно тому, как идеи последовательных чисел мы получаем из соединения идей отдельных единиц. Соединять мы можем только те идеи, которые были получены деятельностью внешних чувств; поэтому идей бестелесных предметов у нас быть не может. Все наши идеи касаются лишь конечных предметов; идея же бесконечности обозначает или нашу неспособность положить предел увеличению количеств, или же просто неопределенность ограничения. Сравнение, соединение и разделение суть только виды одной в той же деятельности; простые идеи, воспринятые путем ощущений, не подвергаются измерениям, а рассматриваются то рядом, то в слиянии, то раздельно. Весьма вероятно, что это участие Г. в теории познания и дальнейшее развитие его в учении о языке имело некоторое влияние на Локка и вообще на всю ассоциационную психологию англичан, не исключая и Джона Стюарта Милля, с которым, по-видимому, у Г. мало общего. Под опытом Г. разумеет знание единичных фактов, прошедших и настоящих, дающее возможность некоторого предвидения будущего. Воля, как и познание, возникает из впечатлений, производимых внешним миром на человека. Эта впечатления сопровождаются не только теоретическими состояниями, но и чувством удовольствия и неудовольствия. Удовольствие человек стремится усилить, неудовольствие – ослабить. Само по себе удовольствие есть ничто иное, как движение. происходящее в сердце человека, как восприятие есть движение, происходящее в голове человека. Стремление сохранить и усилить удовольствие переходит в расположение, подобно тому как противоположное стремление – в нерасположение. Вещи, вызывающие в нас удовольствие, мы считаем добром, противоположные злом. Стремления, принявшие форму расположения, переходят в действия; нерасположение влечет за собой воздержание от действий. Действию предшествует обдумывание его; намерением называются отдельные расположения; сочетание их называется выбором; результат выбора называется волею, а вызываемое волею действие – произвольным действием. Воля обозначает только последнюю ступень в акте обдумывания. Свободным мы называем то тело, которое не встречает внешних препятствий. Внутренние препятствия не имеют отношения к свободе. Все произвольные действия Г. называет свободными, ибо они проистекают из внутренних стимулов и совершаются без внешних препятствий. Обычное учение о свободе воли несогласно, по мнению Г., и с Священным Писанием, и с законом причинности. Рассматривая действия человека, легко убедиться, что они все необходимы и, имея в Боге, как первопричине, достаточное основание, предвидимы им, т. е. необходимы. Итак, в произвольных действиях свобода и необходимость соединены в одно. Выбор склоняется всегда в сторону сильного расположения, а объектом, склоняющим наш выбор всегда является величайшее представляемое нами благо. Абсолютного блага не существует; то что для нас есть благо, является злом для наших врагов. Прекрасное и полезное по существу не различаются от блага. "Предмет, поскольку его желают, называется хорошим, приятным, ежели его желают самого по себе, – полезным, ежели его «желают ради какого-либо иного предмета» («De homine», XI, 5).