Энциклопедический словарь (С)

Oбвинение С. в безбожии с точки зрения афинян имело некоторое основание (ср. исследование Freret, «Memoire de l'Acad.» (XLVIl, т. 1, 1809), ибо С. был монотеистом, и не признавал антропоморфные божества Гезиода и Гомера; менее основания имело обвинение в том, что С. вводить "новых демонов — daimonia caina ), потому что учение о демонах можно найти как в греческой религии, так и в философии (ср. Bouche-Leclercq, «De lа divination dans l'antiquite» и LimbourgBrower, «Histoire de la civlisation moral, et relig. des Grecs», т. Vl и др.) Что касается в особенности представления С. о своем демоне, который, по словам Платона, удерживал С. от дурного, а по словам Ксенофонта побуждал С. и к добру, то этот демон являлся Сократу с помощью звука и знака, притом с самого детства и до конца жизни и не может быть истолкован ни в смысле простого голоса совести — Дидеро решается даже говорить о шарлатанстве С. (см. «De l'interpretation de la nature»), — ни в смысле мономании (Lelut, «Le demon de Socrate»); все заставляет думать, что С. верил в существование реальных, хотя и невидимых существ, представляющих посредствующее звено между Богом и человеком: следуя увещанию своего демона, С. отказался от политической деятельности и занялся философским анализом.

Процесс С., на которого демократическая партия взвела обвинение в упадке народной нравственности, смешав его учение с софистическим — еще ранее Аристофан изобразил С., как главу софистов, — кончился его осуждением благодаря гордому поведение самого С. (ср. «Апологию» Платона и «Апологию» Ксенофонта). Исполнение приговора, вследствие делосских празднеств, было отложено на один месяц. В мае 399 г. до Р. Хр. С. выпил кубок цикуты. Пребывание С. в темнице и его предсмертные беседы с друзьями описаны в знаменитом диалоге Платона «Фэдон». Мнение, что афиняне вскоре раскаялись в приговоре С. не имеют исторической достоверности. Еще теперь в Афинах показывают темницу С., рядом с Пниксом; сооружение, как кажется, позднейшей, римской эпохи.

Смысл и значение Сократовой философии понимались различно, но уже древность смотрела на C., как на истинного родоначальника философии, от которого началось развитие главнейших философских систем в Греции. Цицерон называет С. «отцом философии» и в особенности родоначальником нравственной философии, Fonillee («La philosophie de Socrate»; П., 1874) смотрит на С. глазами Платона и видит в первом как бы предтечу идеализма второго; это воззрение нашло себе более раннее выражение у Шлейермахера («Ueber d. Werth des Socrates als Philosophen»), Диссена, Риттера и Целлера. Перечисленные ученые видят центр тяжести Сократовой деятельности в его теории и в особенности в его гносеологических воззрениях, считая его реформатором знания. Другое воззрение на С. утверждает, что С. был. главным образом, социальным реформатором и теоретической философией пользовался лишь как орудием воздействия на умы, с целью подготовки нравственного возрождения (Doring). Защитники этого воззрения считают главным источником для изображения исторического С. воспоминания Ксенофонта. В русской литературе этот взгляд на С. был проведен в статье Н. Маркова, «Значение С., как философапедагога» («Жур. Мин. Нар. Пр.», 1871 г.). В пользу второго взгляда можно многое сказать и ему вовсе не противоречит то обстоятельство, что деятельность С. оказалась в результате гораздо более плодотворной в сфере теории, чем в самой жизни; Афины С. не спас от политической гибели, а философии он дал толчок, который чувствуется во всей греческой философии до ее исхода. Деятельность С., имевшая целью нравственное возрождение общества, неминуемо должна была направиться против софистов, субъективизм которых начинал вырождаться в скепсис и отрицание твердых основ жизни. Серьезная сторона софистики была современникам менее заметна, чем те скороспелые и опасные выводы, к которым пришли младшие представители софистики. Отпор софистам мог состоять лишь в том, чтобы их субъективизму противопоставить веру в абсолютное начало и показать ложность их учения, исходя из их собственных принципов. С этой задачей блистательно справился С.; его критика софистики была настолько имманентной, стояла настолько на почве самой софистики, что С. могли принять за главу софистов и не заметить, сквозившую чрез внешние софистические приемы, веру в безусловное.