Энциклопедическое изложение масонской, герметической, каббалистической и розенкрейцеровской символической философии

В целом книга диаметрально противоположна современному методу мышления, потому что она имеет дело с предметом, открыто высмеиваемым софистами XX века. Истинная цель книги заключается в том, чтобы ввести читателя в круг гипотез, полностью находящихся за пределами материалистической теологии, философии или науки. Масса неясного материала, содержащегося на этих страницах, не поддается четкой организации, но, насколько это возможно, сходные темы были мною сгруппированы вместе.

Несмотря на все богатство английского языка как средства выражения идей, в нем все-таки отсутствуют термины, необходимые для передачи абстрактных философских посылок. Поэтому необходимо интуитивное схватывание значений, скрытых за употреблением неадекватных слов, для того чтобы понять древнее учение мистерий.

Я искренне надеюсь, что каждый читатель выиграет от внимательного чтения этой книги столько же, сколько я получил от ее написания. Годы труда и размышлений над книгой много значили для меня. Исследовательская работа открыла мне многие великие истины; написание книги открыло мне законы порядка и терпения; печатание этой книги открыло для меня новые горизонты искусства и ремесла; и, вообще, все это предприятие открыло мне множество друзей, которых в противном случае я никогда бы не узнал. И поэтому, говоря словами Джона Баньяна:

Я сочинял — и сочинил —
И вот она пред вами,
Во всей своей красе
Большая книга, кою зрите.

Мэнли П. Холл

Лос-Анджелес, Калифорния.

Май, 28, 1928 г.

Философия есть наука о природе ценностей. Главенство одного вещества или субстанции над другими определяется философией. Приписывая важность тому, что остается по устранению всего второстепенного, философия становится истинным показателем значимости в сфере спекулятивной мысли. Априорная миссия философии состоит в установлении соотношения явления вещей и их невидимой причины или природы.

«Философия, — пишет сэр Уильям Гамильтон, — определялась различными людьми по-разному: Цицероном — как наука о вещах божественных и человеческих и об их причинах; Гоббсом — как наука о действиях причин; Лейбницем — как наука о достаточном основании; Вольфом — как наука о вещах возможных, насколько они возможны; Декартом — как наука о вещах, выводимых из первых принципов; Кондильяком — как наука о вещах чувственных и абстрактных; Тенеманном — как наука о применении рассудка к обоснованным им вещам; Кантом — как наука об отношении всего познания к необходимым целям человеческого разума; Крюгом — как наука об исходной форме “эго” или умственного “я”; Фихте — как наука наук; Шеллингом — как наука об абсолютном; или же как наука об абсолютном отсутствии различия идеального и реального, и Гегелем или тождество тождественности и нетождественности» (см. «Лекции по метафизике и логике»).

Шесть традиционных философских дисциплин таковы: метафизика, имеющая дело с такими абстрактными предметами, как космология, теология и природа вещей; логика, имеющая дело с законами человеческой мысли, или, как часто ее называют, «учение об ошибках»; этика — наука о морали, индивидуальной ответственности, или учение о природе блага; психология — наука, посвященная исследованию и классификации тех феноменов, которые имеют умственное происхождение: эпистемология — наука, имеющая дело главным образом с природой самого познания и вопросами о том, может ли оно существовать в абсолютной форме; и эстетика — наука о природе и осознании прекрасного, гармонии, изящества и благородства.

Платон рассматривал философию как величайшее благо, ниспосланное божеством человеку. В XX веке, однако, она стала тяжеловесной и запутанной структурой произвольных и несогласованных понятий, каждое из которых тем не менее поддерживается неоспоримой логикой. Возвышенные теоремы старой Академии, которые Ямвлих уподобил нектару и амброзии богов, были столь искажены сомнением — которое Гераклит считал болезнью ума, — что божественный напиток вряд ли был бы понятен сейчас этому великому неоплатонику. Убедительное свидетельство все большей поверхностности современной науки и философии состоит в их постоянном дрейфе в сторону материализма. Когда Наполеон спросил великого французского астронома Лапласа, почему тот не упомянул Бога в своем «Трактате о небесной механике», математик наивно ответил: «Сир, я не нуждался в этой гипотезе!»