Энциклопедия йоги

Учения о спасении, представленные в Мокша-дхарме, дают нам важные сведения, особенно, в отноше нии санкхьи и йоги в их «эпической» форме, до их систематизации Ишваракришной (около 360 г. до п. э.) и Патанджали (около 200 г. до н. э.), соответственно. После тщательного изучения Мокша-дхармы, несмотря на огромное сходство между санкхьей и йогой, обнаруживается как раз то, что ко времени окончательного составления Махабхараты эти две традиции уже были отдельными и независимыми системами. Это видно из следующих слов:

Способ йога [то есть йогина] заключается в восприятии, тогда как для санкхьяика это письменная традиция (шастра, то есть «пособие»), (12.289.7/иначе 12. 302.7)

«Они не одно и то же», утверждается двумя стихами ниже. Различие здесь проводится между прагматически-опытным подходом йогина (именуемого йогом) и опорой на передаваемое традицией откровение (сопровождаемое рациональным исследованием природы человеческого существования), что выделяет последователей санкхьи. Но эпическая, или доклассическая, йога не исчерпывается одной практикой, как и санкхья — одной лишь теорией. Обе традиции обладают своим собственным теоретическим фундаментом и присущей только им психотехникой.

Доклассическая санкхья выроста из упанишадских рассуждений об уровнях бытия и сознания, как они были явлены мудрецам в их проникновенных созерцательных бдениях. Но ко времени Мокша-дхармы санкхья и веданта уже стали отдельными традициями. Однако, подобно некоторым школам веданты, доклассическая санкхья была поборником той или иной формы недвойственности. Это также верно и в отношении эпических школ йоги. Что отличает эпические санкхью и йогу от их классических созданий, так это, прежде всего, их теистическая, религиозная направленность. Атеизм классической санкхьи и занимательный теизм классической йоги следует воспринимать как отход от строго теистической основы, запечатленной в Упанишадах.

Причиной подобного отхода от исходного панентеизма санкхьи и йоги послужила ощутимая потребность противостоять таким сугубо аналитическим традициям, как буддизм, путем систематизации санкхьи и йоги в направлении рационалистического философствования. В обоих случаях подобные усилия привели к метафизическому дуализму, который едва ли был убедителен и плелся в хвосте недуалистических толкований веданты.

Между эпическими школами санкхьи и йоги наблюдались два существенных различия в метафизическо-теологических вопросах. Вероучители эпической санкхьи придерживались мнения, что индивидуальное или эмпирическое Я, именуемое будхьямана или джива, и всеобщее Я, именуемое буддха или атман, по существу тождественны. Традиция йоги же, напротив, утверждала, что между трансцендентным Я и множественными эмпирическими «я» скорее существует разрыв. Поэтому, согласно приверженцам йоги, над совокупностью трансцендентных Я возвышается Верховная Сущность, или Божественное. По сравнению с этой абсолютной Сущностью, известной еще как «пробужденное» начало, или как «Господь» (ишвара), даже освобожденные существа все еще остаются непросветленными, или непробужденными (абуддхимат). Таким образом, эпические йогины допускали наличие двадцати шести основополагающих категорий бытия, именуемых «началами» (таттва), тогда как последователи санкхьи допускали лишь двадцать пять подобных категорий. Эти онтологические начала будут рассмотрены в главе десятой.

Эпические школы санкхьи и йоги привели к синкретизму санкхьи с йогой. Для историков индийской философии и духовности эти течения, которые так долго неверно понимались, одни из наиболее увлекательных областей их изыскателькой работы. Для изучающего йогу важно знать, что Йога-сутре Патанджали предшествовали столетия живого экспериментаторства и связанных с этим размышлений, касающихся великой задачи самопреодоления. Труд Патанджали, впечатляющий своим сжатым выражением философии и практики йоги, едва отражает ту необозримую изобретательность и духовную творческую силу, на которых он в действительности и зиждется.

Когда мы читаем Мокша-дхарму, то сталкиваемся со всевозможными более или менее разработанными и более или менее внятно изложенными учениями. В отношении истинной практики присутствующие в эпосе последователи йоги настаивают на прочных нравственных основах. Они требуют наличия таких добродетелей, как правдивость, смиренность, нестяжательство, ненасилие, снисходительность и сострадание, которые также лягут в основу позднейшей йоги.