Энциклопедия мифов. Подлинная история Макса Фрая, автора и персонажа. Том 1. А-К

Смотрю. Словно бы решив принять участие в нашем нехитром развлечении, судьба посылает знак, скорее издевательский, чем пугающий. На одном из запечатанных вагонов начертан номер: 666 – АД. Я нервно ржу.

– Это уже не смешно, – зябко ежится Маша. – Скорее бы он проехал, что ли, этот товарняк…

91. Жук у Жаманак

Седоволосый старик сидит на вершине высокой горы (на небе). Как распорядитель времени, Жук у Жаманак держит в руках два клубка – белый и черный. Он спускает по одной стороне горы один клубок, при этом его разматывая, второй клубок он сматывает, поднимая его по другой стороне горы.

Наконец путь свободен, и мы перешагиваем через железнодорожные пути, суеверно стараясь не наступать на рельсы. Подъем закончен, тропинка тоже прервалась, теперь мы наугад пересекаем пустырь, попираем стопами полиэтиленовые пакеты и сплющенные металлические банки. Однако и этому участку пути приходит конец.

Остаповский проезд мы нашли сразу же, а вот с домом изрядно помучились. Номера по четной стороне располагались более-менее правильно, зато на нечетной мы обнаружили лишь два нежилых строения: на одном была коряво начертана единица, а на соседнем – почему-то число семнадцать, что хочешь, то и делай. Так бы и скитались среди заводских проходных да металлических заборов, если бы меня не осенило протиснуться в темную тараканью щель между первым и семнадцатым номерами. Узкий проход постепенно расширялся; пройдя метров сто, мы наконец обнаружили низкий деревянный забор с вожделенной шифровкой «Ост. пр-д 3», а за ним – маленький садовый участок и двухэтажный дом, ветхий, но вполне симпатичный, с сияющими изнутри цветными оконными витражами, ярким фонарем над крыльцом и воздушным змеем, парящим над крышей. Змей был причудливой формы, белый, с разноцветными кисточками на хвосте и выглядел приветливо, как надпись «Добро пожаловать».

Звонка нет, потому стучимся. Из дома никто не вышел, но калитка сама слегка приоткрылась, словно бы подбадривая нас: давайте, заходите, нечего в проулке топтаться.

Мы переглянулись, вздохнули, улыбнулись. Взялись за руки и вошли в сад, пересекли очередную невидимую черту, отделяющую знакомое «здесь» от неведомого «там». Впрочем, ничего экстраординарного с нами не случилось. Осенний садик выглядел приветливо и вполне обыденно; мы даже обнаружили протянутую между деревьями бельевую веревку, на которой болталось несколько разноцветных полотенец и линялые джинсы, принадлежащие, судя по размеру, обладателю весьма солидной комплекции.

Повинуясь не то любопытству, не то желанию перевести дух, прежде чем стучать в дверь, мы совершили познавательную экскурсию вокруг дома. С противоположной стороны, к нашему удивлению, обнаружился парадный вход. Освещенная фонарями широкая подъездная дорожка вела к воротам; на площадке перед домом припаркованы три автомобиля: старая синяя «копейка», видавший виды военный «газик» и красный «опель» воистину неземной красоты.

– Ну что, – нервно спрашивает Маша, – будем стучаться? Или сбежим, пока не поздно?

– Куда ж теперь бежать, – вздыхаю. – Зря, что ли, ехали в такую даль? Будем стучаться.

Однако нас опередили. Парадная дверь распахивается сама, на пороге стоит симпатичный белобрысый карапуз лет пяти и взирает на нас, деловито мусоля во рту безымянный палец левой руки.

– Покажите приглашение, – наконец говорит ребенок, и в тоне его явственно звучит недетская смесь строгости и иронии.

Я окончательно теряюсь, но заветную бумажку младенцу протягиваю. Кто его знает, этого вундеркинда, может быть, ему родители велели гостей встречать…

– Что же ты такой неаккуратный? – сердится дитя, обнаружив оторванный уголок приглашения. – Ничего тебе в руки дать нельзя, все в них горит. А я-то думаю: что случилось, что за гости такие пожаловали, что ко мне вдруг детство вернулось? А вы вон какие. Понятно все теперь…

Ему, вундеркинду, может, и понятно. Мне – нет. Маша, кажется, и вовсе в шоке. Изумленно переводит взгляд с меня на мальчишку и обратно; взор ее мечется, как пчела, застрявшая между оконными рамами.

– Ну что же вы ребенка испугались, – смеется карапуз. – Не нужно бояться, меня ни нянчить, ни пеленать, ни на горшок сажать не придется. Проходите лучше в дом. Посидите. Успокойтесь. А я пока пойду другим гостям покажусь, таким они меня еще не видели… Потом вернусь.

Он впускает нас в полутемную прихожую, пухлая ладошка повелительно указывает на одну из дверей.

– Посидите пока там, – говорит. – И ничего не бойтесь. В этом доме не умирают, так-то.

– Какой странный мальчик, – шепчет мне Маша, когда мы послушно заходим в отведенную для нас комнату и усаживаемся рядом на старом, но чертовски уютном диване.