– Я на машине приехал. Так что даже такси не понадобится...
– Так ты согласен? – радуется она.
– Что ж я, дурак, от счастья своего отказываться? – смеюсь. – Десять минут от моря – о таком я всю жизнь мечтал.
– Ой, как хорошо... – лицо у Ташки при этом страдальческое, зато голос веселый. Она трет виски, словно бы обилие положительных эмоций вызывает головную боль.
– Макс, как же все славно сложилось! Как мне тебя не хватало, ты не представляешь. Мне уже года три поговорить не с кем по-человечески... Все умерли. Некоторые умники, вроде тебя, просто вовремя уехали.
– Понимаю.
– Нет. Не понимаешь. То есть, ты понимаешь – отчасти. Но все куда хуже... Впрочем, нет. Жаловаться буду потом. А то ты решишь, что я стала невыносимой несчастной курицей и сбежишь. Не хочу. Вот, тебе несут еду, а я выпью, пожалуй, для храбрости. Знаешь, как мне страшно?
– Почему страшно? – удивляюсь.
– Потому что ты изменился, – просто объясняет она. – И я изменилась. А хочется, чтобы все стало как раньше. Ясно, что в точности как раньше – не получится. Но я стараюсь создать хотя бы сносную имитацию... Господи, что я мету!
– Нет, что ты. Прекрасно излагаешь. О таких вещах вообще трудно говорить связно, – утешаю я свою старинную подружку.
Утешаю, надо сказать, с набитым ртом, ибо уже начал терзать бифштекс. Терпеть нет мочи: с утра не ел, а уж мясо вообще хрен знает когда украшало мою жизнь. В последний раз я пожирал труп млекопитающего дня три назад, в Москве – если, конечно, город с таким названием есть на планете. Я даже в этом не слишком сейчас уверен.
Пока я жую, Ташка оглашает длинный список наших общих знакомых. Я понимаю, что узнавать меня на улице почти некому. Добрая половина разъехалась по миру; из тех, кто остался, выжили немногие. В южном городе наркотики чрезвычайно дешевы, но и соотношение цена-качество соответствующее. Все это вместе формирует некий своеобычный стиль бытия: живут тут, вопреки известной формуле, медленно, но умирают, тем не менее, молодыми. Дотянуть до тридцати – почти неприлично. Оно, возможно, и хочется, но – что люди скажут?!
– Грустно все это, – говорю. Не потому что действительно грустно, просто – надо же что-то сказать.
– Не ври, – вздыхает Ташка. – Ни фига тебе не грустно, знаю я тебя. Рыба ты, мокрая и холодная. И по гороскопу, и по жизни.
– Ты умница. Не грустно. Во-первых, я все еще не понимаю, что такое смерть. Грустно это, или нет? Правда, не знаю. Да и не помню я почти никого и ничего. Столько с тех пор утекло влаги, живительной и не очень...
– Меня-то хоть помнишь? – настороженно спрашивает она.
– Тебя поди забудь! – смеюсь.
Этому заявлению она, по счастию, верит.
В машине Ташка тут же начинает набивать папиросу. Травкой она всегда была не дура побаловаться. Зато уколов и прочих медицинских процедур боялась, как ребенок. Потому, вероятно, и жива до сих пор. Даже, кажется, процветает: дачи вон всякие, бриллианты, опять же, в ушах мерцают... Причем, вряд ли это существо способно добывать материальные блага тяжким трудом. Сами придут, принесут, и еще уговаривать будут, – так она всегда полагала. Впрочем, я никогда не сомневался, что она удачно выйдет замуж, имея в виду самую что ни на есть прагматическую трактовку этой формулы.
Высказываю последнее соображение вслух. Не без злодейской задней мысли: в свое время я Ташку этим пророчеством дразнил, а она ужасно обижалась. Даже ревела пару раз от злости, после неудачных попыток размозжить мою твердую башку бытовыми приборами.
– Ты был прав, – равнодушно кивнула она. – Я очень удачно вышла замуж. У меня богатый, нежадный и незлой муж, который, к тому же, все время где-то мотается: то в Сибирь ездит, то в Канаду летает. По нашим временам – дикое счастье... Олла, впрочем, тоже была права.
– Олла? – от этого имени меня бросает в дрожь.
Все правильно, еще одна прореха в памяти. Теперь – только теперь! – я вспоминаю, что была ведь еще и гадалка. После визита к которой я, собственно, и удрал из города. О том, что к гадалке ходил, строго говоря, не я, сейчас думать не будем. Любую жуткую правду о себе можно, при желании, упростить до бытовой банальности – для повседневного пользования. Дабы крыша уезжала не каждые пять минут, а строго по расписанию. Например, по вторникам и четвергам. Сегодня, впрочем, и есть четверг. Вот о чем важно помнить...
– Олла – очень хорошая гадалка, – твердо заявляет Ташка. – Впрочем, ты сам знаешь, я же вас и свела... Она не велела мне выходить замуж, если ты помнишь. Не помнишь? Ну, не важно. Много раз говорила: ты – “девочка, с которой ничего не случится”, как Алиса, у Булычева, ага... Дескать, мне все можно, все с рук сойдет, нигде не пропаду. И будет эта лафа продолжаться, пока я не выйду замуж. После этого, дескать, стану слабым, невезучим, зависимым существом... Все правда, Макс! Блядская правда.