Энциклопедия мифов. Подлинная история Макса Фрая, автора и персонажа. Том 2. К-Я

Противоположная же сторона улицы Маяковского всегда оставалась пустынной: ни кафе, ни детей, ни старушек. Даже воробьев и голубей здесь почему-то не было. Только унылого вида жилые бараки из серого ракушняка, облицованная кафелем пятиэтажка, металлические прутья заборов, да крошечный, ветхий костел, у ворот которого я, кажется, отродясь не видел ни единой живой души. Прохожие избегали ходить по этой стороне улицы, а рисковые городские предприниматели до сих пор не открыли там ни кафе, ни магазина. Странно, если учесть, что сейчас, например, там была тень, а через дорогу, на обжитой территории – пекло.

Слева от меня настойчиво загудел ярко-алый Опель. Не так уж я ему мешал, честно говоря: бреду себе по разделительной полосе, никого не трогаю, резких движений не совершаю. Оглянувшись, вижу растерянное лицо прекрасной водительницы заокеанского транспортного средства. Кажется, она и сама не очень-то понимает, какого хрена расшумелась.

Но я счел незначительное сие происшествие знаком свыше: хватит, значит, по лезвиям бритвенным скакать. Пора тебе, братец мой, то ли в пропасть головой, то ли на обочине пикничок какой затеять... Ну, и куда теперь?

Я выбрал “обочину”. Решительно свернул налево. Не потому даже, что правая сторона улицы Маяковского по-прежнему будила во мне первобытную жуть. Просто стараюсь быть последовательным в похвальном своем стремлении повиноваться знаками судьбы: бибикнули-то на меня слева? Слева. Ага.

Да и выпить мне, честно говоря, не помешало бы, – думаю я, опускаясь на свободный пластиковый стул под зеленым тентом. Выпить. Покурить. Подумать. Полюбоваться как следует на изжелта-сизые стены домов на противоположной стороне. Привыкнуть к мысли, что в сумерках мне придется отправиться туда на прогулку. Пятиэтажка значится в моих планах первой остановкой. Теперь припоминаю, что всегда косился на нее с особым, утробным ужасом.

Ну и вот...

Глава 80. Старкад

Тор <...> предрекает, что Сатркад <...> не запомнит ничего из сочиненного им <...>

Рыжий мальчишка, наверняка старшеклассник, подрабатывающий в кафе во время каникул, приносит меню. Не открывая клеенчатую папку, требую стандартный летний набор удовольствий: джин-тоник и какой-нибудь овощной салат. Юный раб чьей-то лампы кивает и оставляет меня в одиночестве, – если, конечно, можно счесть одиночеством такое положение тела в пространстве, когда локоть сидящего за соседним столиком африканца то и дело задевает плечо, ноздри терзает терпкий запах духов близлежащей матроны, а под моим собственным стулом спасается от жары чей-то блудный кокер-спаниель. Пространство здесь используется экономно, ибо всякий квадратный метр обязан вместить максимально возможное число потенциальных кутил. Но я не досадую на тесноту, не раздражаюсь, не оглядываюсь по сторонам в поисках менее обитаемого островка; даже нос, чувствительный обычно к чужим телесным испарениям, делает вид, будто утратил былую чуткость. Я терпим и великодушен с тех пор, как окончательно уразумел, что мне нечего делить с другими людьми: зона моих насущных интересов находится по ту сторону вещей.

Сижу, жду. Понятно, чего – сумерек.

Время теперь течет не то слишком медленно, не то, напротив, чересчур стремительно. Так всегда бывает, если на горизонте маячит некое малоприятное Важное Событие, вроде визита к дантисту, или посещения паспортного стола; событие, которое и отсрочить, оттянуть, отложить на неопределенное будущее хотелось бы, но и проскочить поскорее, не приходя в сознание, было бы неплохо.

Рыжий мальчик возвращается. Приносит мой заказ. Я без особого энтузиазма уродую вилкой яркую поверхность салата, словно бы исполненного по эскизам Матисса. Пробую джин-тоник. Слабенький совсем состав – ну, да все к лучшему. Такой бурды можно выпить очень много, сохранив трезвую голову, холодные руки и разбитое на две половинки сердце. В одной его части оборудовали Комнату Страха, в другой – Комнату Смеха, королевство кривых зеркал.

Ловлю себя на том, что думаю – как пишу. Не довольствуюсь косноязычным внутренним монологом, где большая часть высказываний – по ту сторону слов, а собираю воедино ватные комочки смыслов и цветные стеклышки образов, старательно, как домовитая птичка, мастерю из них гнездо, хоть и знаю, что мне в этом уютном убежище не усидеть. Даже в памяти вряд ли останется хоть что-то из слов, только что слепленных воедино в темноте, под прикрытыми веками. Для кого стараюсь? Неведомо.

Глава 81. Судьба

Судьбы ведут того, кто хочет, и влачат того, кто не хочет.