Энциклопедия мифов. Подлинная история Макса Фрая, автора и персонажа. Том 2. К-Я

Вечность спустя я обнаружил, что тело мое, мясное ли, огненное ли – отдельный вопрос, – по-прежнему вполне способно перемещаться в пространстве и выполнять некоторые другие простые действия. И тогда я осторожно отворил калитку и по усыпанной гравием подъездной дорожке зашагал к дому, не чуя под собою ни ног, ни земли. Судьбы своей – и той не чуя.

48. Офаним

…они не дремлют…

Франк отвернулся от окна. Снисходительно ухмыльнулся и тут же стер с лица неуместную гримасу. Он был растерян, даже сбит с толку, чего, откровенно говоря, давненько уже не случалось.

– Все-таки она его сюда заманила. Теперь мой сценарий насмарку, – вздохнул он.

Реплика эта не была предназначена ни собеседнику (Франк пребывал в одиночестве), ни гипотетическому «невидимому свидетелю» (таковые в его дела обычно не лезли), ни даже себе. Просто – само сказалось, вырвалось нечаянно. Не гоняться же теперь по дому за слабыми отголосками звуков…

Согласно режиссерскому замыслу Франка эта встреча должна была состояться несколько позже. Он, как никто другой, понимал нелепость определения «не вовремя»: все всегда случается лишь в назначенное время; другое дело, что предопределенный ход вещей не всегда согласуется с планами, человеческими… и не только. Что ж, Ключник тоже может ошибиться. Не так уж часто это случается и, следует признать, освежает. Этакая зарядка для души, шарада, дарованная свыше.

– Парень теперь совсем свихнется, небось. – Франк махнул на все рукой и тихонько засмеялся. – Вот ведь влип! Мало того, что ничего не помнит, ничего не понимает и слишком многое предчувствует, так теперь еще и сюда забрался. И ведь невозможно не пустить! Вон как глаза горят. Такого поди не пусти, он от дома пепелище оставит… Ладно. Пусть себе погуляет по коридору. А я тут посижу, погляжу, как у него это получится. От задушевной беседы пока воздержимся. Будем считать, что меня вовсе нет дома. Вышел, скажем, за хлебом и спичками. Так даже забавно…

Подкрепляя слова делом, он запер дверь своей комнаты на ключ. Ключ, как всегда проглотил – не потому что питал слабость к цирковым фокусам (вообще-то питал). Просто самые ценные вещи следует хранить под сердцем. Для Франка это была не метафора, а мелкая профессиональная тайна. Одна из множества.

49. Охин-Тенгри

…чтобы подать весть о себе, пишет свое имя на крыле луня, почитавшегося <…> священной птицей.

Накрыв ладонью дверную ручку, обнаруживаю, что можно, оказывается, стать законным владельцем двух противоречащих друг другу воспоминаний.

С одной стороны, я совершенно точно знал, голову мог дать на отсечение, что никогда прежде здесь не был. В то же время я отлично помнил (все ту же многострадальную голову все на ту же неприятную процедуру готов был прозакладывать), как однажды стоял на этом самом крыльце. Только в тот раз (если он вообще существовал, сей гипотетический «тот раз») я почему-то робел, не решался войти, а сейчас если и волновался, то скорее от радости, словно бы домой вернулся.

По большому счету, лишь это ощущение и имело значение, а противоречивые воспоминания – так, пустяк, острая приправа к основному блюду. Пусть будут, если это кому-нибудь нужно. Мне все равно. Я – дома.

И не в том вовсе дело, что я помню расположение комнат или, скажем, знаю заранее, какого цвета будет коврик в коридоре (не помню, не знаю и знать не хочу). Просто мне вовсе не требуются доказательства такого рода. Нет нужды проверять себя, отгадывать загадки, копить улики, заглядывать озабоченно в конец задачника, где опубликован список правильных ответов. Я знаю, что вернулся домой, этого достаточно.

Вхожу. Первое, главное, единственно безошибочное впечатление – запах. Я – обонятельное существо, чуткий зверек. Не сказать, чтобы я так уж хорошо распознавал ароматы; носу моему далеко до хитроумного дегустаторского устройства, о собачьих же талантах и мечтать не приходится. Просто запахи имеют для меня первостепенное значение. Они важнее всех прочих сигналов извне, они – фундамент моих инстинктов, которые превыше логики. Скажем, если бы мне пришлось выбирать, где прятаться от преследователей-убийц, я бы вопреки здравому смыслу предпочел затаиться в ярко освещенной стеклянной кондитерской, среди ароматов выпечки, ванили и шоколада, а не за надежной стальной дверью, охраняющей, к примеру, вход на какой-нибудь фармацевтический склад. «Потому что идиот», – так объясняет этот феномен мой разум, но тело-то отлично знает, что место, благоухающее корицей, кофе и ромом, не допустит батальных сцен с летальным исходом, а вот в ядовитом тумане лекарственных испарений можно окочуриться совершенно самостоятельно, не дожидаясь стороннего вмешательства.