До прошлого года летал на самолёте эконом-классом. На самом деле экономил. Нынче сплавовцы запретили ему это делать и отправили в бизнес-класс. Он улыбается: «Сидеть там удобнее, а обслуживание для меня не важно».
Выслушав приятные эпитеты в свой адрес, добавляет: «Один в поле не воин, у меня хороший коллектив, дружный, талантливый, активный». И начинает говорить о «СПЛАВе», которым руководит почти 30 лет.
Так о работе говорят только люди, чьё жизненное пространство она захватила, превратившись в дело жизни. Но сегодня мы, спекулируя на юбилейной дате, с переменным успехом пытаемся увести его с этого большака в дела житейские.
– Самые яркие воспоминания детства – корова Райка с красивым колокольчиком на шее и немецкая оккупация.
Валдайский колокольчик 1813 года семья хранит по сей день. Он оказался причастен не только к Райке, но и к моему предку – офицеру. После войны с Наполеоном он вернулся из Парижа на бричке под звон этого самого колокольчика.
А вот оккупация вселила ужас. Мне четырёхлетнему он передался через страх матери, жены фронтовика. Это почти первое моё воспоминание: огромный немец в огромной каске с огромной бляхой на ремне, ворвавшийся в наш дом ночью в поиске партизан. Как только фашистов изгнали из города, бабушка тайком понесла меня крестить. Я отчаянно орал, когда меня посадили в купель. Так наши дедушки-бабушки пытались нас защитить.
Наконец, в Кролевце появились советские бойцы. Они зашли в наш двор откуда-то из сада. Кто-то гладил меня по голове, плакал и подарил пилотку, которую я носил до восьми лет.
– Рассказывают, в юном возрасте вы пытались записаться во взрослую библиотеку…
– Да, мне сначала отказали, а увидев настойчивость, библиотекари уступили: «Стихотворение выучишь – запишем».
Я отбарабанил его по-пионерски здорово и получил право читать взрослые книги.
Чертыхнулся – и в команде
– В послевоенное время героями мальчишек были военные, с них брали пример, ими гордились. Вы поэтому выбрали профессию оборонщика?
– Хотел быть моряком-подводником, но не прошёл по состоянию здоровья. Чертыхнулся и стал оружейником, поступив в Тульский механический институт – лучший оборонный вуз. Через двадцать пять лет, работая в Бийске, я всё же побывал на подводной лодке – в статусе члена государственной комиссии по приёмке вооружения. Принимал самую крупную ракету для подводных лодок.
– Не посетовали на злодейку-судьбу?
– К тому времени я уже был лауреатом Ленинской премии СССР за участие в создании ракеты. Так чего жалеть-то?
– Генеральный директор предприятия Владимир Николаевич Рогожин уходил на пенсию. Я стал четвёртым генеральным директором «СПЛАВа». И очень благодарен нашему коллективу – он меня воспринял. Да и я не пошёл по модному пути: приехал человек – привёз с собой команду. Возможность такая была, но я учитывал, что здесь работали первоклассные специалисты – они сами могли быть директорами, и нашёл с ними общий язык. «СПЛАВ» – это очень дружный коллектив.
Время лёгким не бывает
– Самое тяжёлое время, выпавшее на долю оборонщиков, – перестройка?
– В своё время Никита Хрущёв в очень жёсткое положение поставил тульскую оборонку, преувеличив роль ракетной техники.
КБП специализировалось на стрелковом вооружении. Это и автоматические пушки, и пистолеты. Наше предприятие производило гильзы, разрабатывало новые технологии. Мы все тогда практически потеряли заказы.
Надо отдать дань старшему поколению руководителей оборонной промышленности Тулы: Аркадию Шипунову, Александру Ганичеву, Василию Грязеву. Они срочно осваивали малую ракетную технику и системы управления. КБП рвануло вперёд и создало противотанковые ракеты.
«СПЛАВ» принял отчаянно смелое решение и выиграл конкурс на создание реактивных систем залпового огня, в результате чего появился «Град».
– Значит, нет худа без добра?
– С одной стороны, решение Хрущёва заставило мобилизоваться тульскую оборонку, с другой – затянуло развитие российской артиллерии. Мы до сих пор многое навёрстываем.
Брежнев уделял внимание оборонке, но страна ползла вниз по производительности труда. Мы и сейчас по этому показателю отстаем, мало производим финальной продукции машиностроения, идущей на экспорт. Не по вине Брежнева, но у нас пропало станкостроение, что тоже нанесло существенный удар по оборонным предприятиям.