Энциклопедия наших жизней: семейная сага. Истоки. Книга 2. Детство и юность Ираиды. Глава 1. Дневник бабуси

В пятницу прошел шторм: сначала пыльный, а потом разразился страшной грозой и ливнем. Вчера разнеслись слухи, что на Подоле молоком отравились несколько детей. А наша Милушка на Сталинке. Ида (по слухам) чувствует себя великолепно. Как я за неё рада!.

30.07.46. Вторник. Опять я заболела – 25. 07. А ведь только встала. Нина привезла из Москвы племянницу – 1 год и три месяца. И вот уже целый месяц живёт у нас. Наконец, с большими трудностями удалось договориться, чтобы отправить её в Москву с присланной женщиной, но пока никакого результата. Наверное, не отпустили. Говорят, решают 1 августа… Ида скучает на даче. Порядки невозможные. Воровство страшное.

19.08.46. Понедельник. Праздник преображенья. В субботу, наконец, привезли Борю. Я так себя плохо чувствую, что не в состоянии была даже заняться им, как бы хотелось, а радость моя была велика. Он сильно поправился, но за последний месяц опять скучал: просился домой, грозился разбить себе голову об стену, бросил есть и потерял сразу 600 грамм в весе. Врач сказала, что держать его дальше бесполезно. Отношение к нему в санатории было замечательное, его все любили, баловали. А его товарища, с которым он не расставался все шесть с половиной месяцев, врач продержала лишний месяц, специально, чтобы Боря не скучал. Вернувшись домой, Боря сразу заметил, что комнаты стали маленькими, что плита не белая, а чёрная… Заметит ли это Ида, когда приедет?

С 1-го по 15-ое августа у нас гостил Иван Петрович с Мишуткой (муж моей сестры Фани). Только Идочку взяли на три дня домой и она чудесно играла со своим девятилетним дядей. Мишутка ездил в Боярки, познакомится с Борей. Разговаривал с ним, но Боря упирался и разговор не получился. А с Идой Мишутка играл хорошо.

У Бори речь стала как будто лучше, особенно буква – Р, хотя по прежнему выговаривает её мягко.

Воля все в Москве. Вопрос с пропиской как будто закончен, теперь решается проблема службы… До чего все нервирует. А у нас все долги, долги… А Воля всё просит и просит денег. Отдала им всё. Остались последние 800 рублей, которые думаю тратить на масло Боре.

Среда. Успенье. Хотела вчера пойти с Идой в церковь, но почувствовала себя плохо и не решилась идти. Нового ничего.

Борю решили снова отдать в первый класс: всё перезабыл. Стала подтягивать, но поняла, что невозможно. Даже читать почему-то разучился. Чего мне это стоило, не пишу: всё совершенно тяжело переживается мною. Ида всё лето не занималась музыкой. С чем она придёт к новому году? Всё забыто… Горько! А рояль совсем разбит: играть нельзя… Как жаль её! Но она совершенно равнодушна…

В лагере такая жизнь была: воровство (украли у Иды носочки, рубашку – а у неё всего 2 – открытки новые, марки… Полуголодное питание, отсутствие надзора, никакого режима. Стирали бельё (кто как) за все время раза три. Обманывание порций, в особенности, это было заметно на хлебе. Из головы (волос) получилось что-то ужасное и это поголовно у всех. Жалобы родителей не приводили ни к чему.

Боря вспоминает о санатории с любовью. Один раз, увлекшись, рассказывал, как поймали зайчика, совушку, ужа и ежа. Но все эти зверушки почему то исчезли сейчас же. Лазали на деревья за яйцами. Конечно, всё это далеко не то, что говорят по радио.

01.09.46. Воскресенье. Завтра начинается ученье, но где будет учиться Ида, ещё неизвестно. Везде уже закончен приём, вывешены списки, а мы только начали бегать по школам… Грустно!

Боря снова заболел. Температура доходила до 41 градуса. Жаловался на горло. Вчера была уже нормальная, а сейчас бегает. Да и как не болеть, погода резко с пяти градусов тепла стала холодной, а он бегает босиком – нет обуви. Потом ложился у окна, покрытый слегка кое-чем, а много ли ему надо? Очень хрупкий организм…

Он мне кое-что рассказал про санаторные нравы. Одна из «воспитательниц» мило называла их сопляками, как клещами хватала их за руки повыше локтей, оставляя чуть не кровяные следы у больных ребятишек. А ночью за лёгкое «преступление» схватила его за ухо и так натёрла его, что он проплакал до утра под одеялом. Её манера схватить ребёнка и толкнуть – обычна. Дети привыкли и, видимо, уже никак не реагировали. Однажды оттолкнутый ею ребёнок упал и разбил в кровь лицо…

Занятия в школе были таковы: учительница выпускала целые страницы по задачнику и не обращала внимания на чтение.

Боря говорит, что, когда он прощался с врачом, то целовал и обнимал её, а «этой» показал бы кулак и дулю, даже готов был ударить… И такая горечь, обида звучала в его голосе, что жутко было слушать – ведь он не злобливый ребёнок.

А у Иды в её лагере сильно «сжимались» и без того невеликие порции: только раз попались ей свежие яйца, а то были все время тухлые, а их уже не меняли. А полагалось по два… А у Бори в супу часто попадались «гусеницы», как они называли червей. Их успокаивали, что ничего от них не будет. Неудивительно, что он возненавидел этот «санаторий» и перестал есть.

Из Москвы ни слуху, ни духу: что там? Дети все время спрашивают, приедет ли папа домой или мы поедем к нему в Москву?