Энциклопедия наших жизней. Семейная сага. Наша доченька – Стэлла. Том 3. Зрелость

1 августа.

ЗДРАВСТВУЙ, ДОРОГАЯ ЁЛОЧКА!

Отдыхаем в Бресте. Всё нормально. Людку не перевоспитываем, а подлаживаемся под неё.

29-го выехали из дома в 2–40 ночи. В 3–10 уехали уже с Людмилой от бабы Кати. В дороге она вела себя изумительно. Не уставала смотреть в окошко (заднее, встав на коленки, или переднее, сев почти вперёд, на средний подлокотник). Иногда залезала мне на руки вперёд. Когда говорим – ГАИ – её сдувало назад. Но, наконец, она возмутилась – "Что-то у вас всё ГАИ, да ГАИ!…" Поспала два раза – днём и вечером, последний раз – перед Жениным домом.

Женя с Тоней нас ждали в субботу, и поэтому не приготовились.

После нашего приезда, заметались, но мы накрыли полностью стол.

Столичные колбаски, сервелат, из дома – запеченное мясо, венгерские запеченные курятки. Старочка, русская водочка, вино – "Алозанская долина", «Каберне». Конфеты – «Раздолье» – как трюфели, только в какой-то крошке.

А Тоня сделала салат. Картошечку молодую отварила, котлетки. Посидели от души.

Папа очень устал 1070 км за 17 часов без отдыха…

На следующий день выспались. Целый день ели и отдыхали, отдыхали и ели. Тоня тоже запекла мясо. У них был коньяк, шампанское, водка, и, конечно, знаменитые компоты Тонины, на этот раз из клубники.

Вечером позвали в гости командира с женой. Их переводят на последние 10 лет перед пенсией в Приамурье. Они расстраиваются, хотя говорят, что там лучше.

И вот при гостях Люда раскрылась в полной форме своего «дикого» воспитания. Она долго и упорно кричала – "Почитай мне сиську!".

Потом устроила «концерт». Голая показывала "акробатические номера", выставив "дядьке с тётей" все свои прелести.

Уговорили пойти её в гости, где две большие девочки и мальчик 6-и лет. Вскоре её «привели» назад, так как она дёргала мальчика за волосы и визжала от восторга.

На следующий день я заболела (дисфункция) – лило так, что хоть в больницу.

Викасол немного помог. Поспешили выехать, чтобы не попасть в больницу в Пружанах.

Заехали перед Брестом, взяли из пионерлагеря Дениску и Алёнку и приехали в Брест – мы – трое, и Женя с Тоней и детьми – всего 7 человек.

Быстро приготовили и накрыли стол: супчик из осетринки, из вырезки импортной – отбивные, остальное – всё то же самое.

Вечером им нужно уезжать, а у нас накладка. Квартирант к нашему приезду не забрал машину.

И наши пьяненькие мужички вынесли (в прямом смысле) его машину на улицу. Сосед на нашей машине отвёз их на поезд. Но Людка увязалась за ними, голая, с рёвом бежала за ними по платформе, и они отстали из-за неё на 10 секунд от поезда. Остались на вокзале ждать следующего. Поскольку вчера не вернулись, значит, уехали домой.

А сегодня – понедельник. Итак, мы отдыхаем. Всё расставили по привычным местам. Утром квартирант забрал машину.

С Людой сладу нет. Она верховодит всей улицей. И самый заядлый драчун и разбойник – соседский Женька, которому 7-ой год, пока ходит за ней хвостом и исполняет все её желания.

Посмотрим, что будет дальше. Нас она в упор не признаёт. По крайней мере – меня (Бабка старая)… С дедом немного считается. Днём не спит. Вечером спать не ложится, пока сама не скажет – "У меня глазки закрываются, спать хотят".

Пока режима не признаёт никакого.

Утром все встали в 11 с чем-то утра. Поэтому, не знаю – ляжет ли днём. Попробуем уложить. Накануне у Жени мы в 12 ночи рассказывали ей сказки. Уснули от изнеможения, а она ещё до 2-х ночи ходила по Жене, делала ему массаж и т. д.

Сейчас привела Женю в дом и «читает» ему свои книжки. Действительно, с двумя нам было бы труднее.

Перед отъездом (суть ты уже знаешь по телефону) – пошли мы с папой к юристу (в платную консультацию). Молодая евреечка после нашего рассказа сделала квадратные глаза, а дальше не она нас, а мы её "консультировали".

А она только вскрикивала – "Это в наше время? Не может быть?! Надо кричать, писать. Это явное нарушение правопорядка".

В целом мы у неё вызнали две вещи:

1. Арестовать машину нашу не должны бы, но поскольку они всё делают с правонарушением, то могут допустить и это.

2. Если перестать писать и жаловаться, это, значит, показать Ярославским ребятам, что вы смирились и ждёте спокойно суда.

А надо добиваться, чтобы его выпустили, так как только по этому эпизоду его не должны держать там. Писать уже не как жалобу, а как просьбу – отпустить до суда, и поскольку к генеральному прокурору СССР не прорвёшься – надо послать телеграмму.

Результаты нашего посещения мы рассказали Е. М. Удивились её желанию – действовать немедленно. Она усекла одно. Если не писать – ничего не изменится. А, если писать, хуже уже не будет, поскольку некуда. А добиться чего-нибудь, может быть, можно.

По её просьбе, в последний день работы, 28-го днём диктую приблизительно следующий текст телеграммы.

"Генеральному прокурору СССР.

Третий месяц истязают моего сына СИЗО Ярославля. Выбивают нужные им показания. Настоящие жулики гуляют на свободе. Жалобы прокурору РСФСР и партконференцию направлены виновным. Ответа нет. Прошу создать комиссию, разобраться по существу дела, наказать допустивших нарушение правопорядка, освободить сына до суда".

Я восстановила по памяти, кажется, в середине было ещё что-то, но суть та же.

В этот же день (а Е. М. была злая после описи имущества), она с Людочкой пошла на почту, где работала, собрала своих бабулек, всё рассказала.

Они «помогли» с телеграммами, и вечером звонит мне на работу счастливая, выполнившая свой материнский долг. Когда я её слушала, реакция была – сама понимаешь…

Но, когда она окончила, я поняла, что всё нормально она сделала.

А сделала она всё по-своему и следующим образом. Вышеуказанный текст она направила (на 4 р.) главному Прокурору РСФСР. Только добавила в тексте, что – "от Вас нет ответа" и т. д.

А Генеральному Прокурору СССР она дала телеграмму на 15 рублей, руководствуясь мыслью, что в прокуратуру РСФСР она писала и там смысл дела знают, а здесь нет, она написала обо всём подробно, своими словами…

"Ген. Пр. от гр. Ануфриевой, проживающей… Год назад, мой сын…со снохой…"

И дальше всё подробно и в красках: и об обыске, и об опоздании, и как Ольга, (не зная – кто Е.М) рассказала, как её следователь вёз на машине и учил, как опознать Юру, и о свидании, и как он похудел с 56 до 48 кг. и как плакал. И как на вопрос – "Тебя били?", глядя на следователя, сказал – "Мне было очень плохо, сейчас немного лучше и т. д."

А в конце она превзошла все прежние жалобы – "…Они фабрикуют ему дело, как в 50-ых годах, когда расстреливали за мелочи. Перестройка не пришла в Ярославль. У них там своя власть. Жулики гуляют на свободе. У меня нет денег, чтобы выкупить моего сына. Прошу эту мою жалобу в Ярославль не посылать, а создать комиссию, наказать виновных, отпустить сына до суда"…

В этот же вечер ей пришло уведомление, что телеграмма получена.

Людочку мы забрали. Теперь она свободна. Будет добиваться дальше. Она звонила Бочарову – "Когда можно привезти передачу?". Он не стал разговаривать и сказал – «Никогда». Теперь её научили – поехать с передачей и с заявлением. Если откажут в передаче – должны написать на заявлении причину.

И тогда с этим заявлением она поедет в прокуратуру РСФСР.

В общем, перед ней поставлена цель – вызволить Юру оттуда и она действует так, как может. Пусть ей сопутствует удача.

Кстати, твоя юрист уезжает на август в отпуск, и обещала в сентябре написать в прокуратуру Темирязевского района протест, что не правильно описали вещи.

Мы ей советовали не ждать и написать заявление сейчас.

Ещё забыла написать. Звонила Екатерина общему знакомому юристу.

Он сначала выслушал о том, что описали вещи, а на следующий день позвонил ей сам и дал два «совета», которые привели её в состояние "возмущённости":

1. Срочно прописать тебя, "пока не поздно".

2. Срочно продать нашу машину…

Е. М. ему выдала полным текстом, что ты молодая, и, если приведёшь в дом кого-то, то этот юрист возьмёт её к себе?

И, что – зачем он раньше времени осудил её Юру? И т. д.

Ну, вот, написала тебе много-много. Папа спит – читал Люде, читал и заснул. А Люда ходит, вишни кушает, и песни поёт.

На кустах крыжовник обобрали чужие дети. А вишня висит та, которую не достанешь. Алыча засохла. Яблоки есть, но пока зелёные. Немного есть малины и немного белой смородины. Сейчас сварила кастрюлю компота. Чудо, какой вкусный, но только ещё горячий.

Привезли с собой сахарный песок – 16 кг. и 6 кг. подарили Тоне. Но увы! Он ей уже не нужен. Она достала себе 20 кг. Я подарила Тоне дезодорант – Франция, за 10 рублей – помнишь – тот, что я купила себе. А Жене подарили польскую туалетную воду.

Тоня подарила мне духи – «Гармония», экстра. Правда, открытые (за 15 руб.), но приятный запах. Когда уезжали, Тоню на скорой увезли в больницу – так и не установили – аппендицит, почки или придатки. Через день выписали. Тоня на работе и в части пользуется успехом и авторитетом. Наладила дружбу Жени с командиром. Везде связи. Достаёт книги, которые мы не видим не только в продаже, но и вообще нигде. Квартира у них – 64 кв.м. Три комнаты, просторная центральная (как вся наша квартира, наверное).

Но, дома, Ёлочка, лучше, и всё своё лучше, даже, если оно маленькое и не шикарное, скажем так.

Пошлём папу завтра на кладбище. Мы вчера заезжали, но без цветов – по дороге в Брест. Были и у Бати и у дяди Жени. Цветы у Бати – только бархотки. Посадила их тётя Маруся. А у дяди Жени – прямо сад.

Буквы на Батином памятнике стёрлись. Постараемся купить краску и подкрасить. А завтра повезём туда тётю Марусю и цветы.

Квартиранты платят Жене по 50 р. в месяц + за свет и газ (что сами нажгут). Мы считаем, что очень дешево. Во дворе держит машину, пользуется всем домом и засадил огород. Он – водитель дальних рейсов. Жена родила сына – ему ещё нет месяца. Она уехала к матери. Он, на время нашего приезда, живёт в квартире у знакомых. Я думаю, что для первого письма из Бреста, хватит.

Удачной тебе работы и отдыха.