В рассказе, записанном на Вологодчине, колокольный ман
— призрак, появляющийся на колокольне ночью и заграждающий туда путь людям: «В нашем селе жил мужичок с дочкой девицею, которая считалась полудурочкой… Вот он однажды зазвал к себе швецов для шитья и починки платья; шили они несколько дней. В один из вечеров швецы начали над девушкой подшучивать и назвали ее трусихой и между прочим сказали, что ей не сходить ночью на колокольню. Она заспорила, что может сходить и даже позвонить… <…> с досады оделась и ушла. Было около половины ночи. Приходит сначала на кладбище, а потом приближается к колокольне, входит на первую лестницу и видит, кто-то там сидит в колпаке — луна отсвечивала. Она думает, либо это ман, а то и покойник, и говорит: „Пусти меня на колокольню“. Ман отвечает: „Не пущу“. Она ему с угрозою: „Я с тебя сорву красный колпак“, сдернула с него и побежала домой. Приходит в свою избу и с насмешкою обращается к швецам: „Нате, поглядите, я была на колокольне и сорвала с кого-то красный колпак“. Швецы переглянулись между собой и сказали: „Ай да девка, молодец“. Вдруг под окном раздается голос: „Отдай мой красный колпак, отдай мой красный колпак!“ Швецы и хозяин стремглав бросились кто на печку, кто на полати и там притаились и шепчут оттуда: „Поди отдай, дура, колпак!“ Девушка решилась: вышла в сени, потом на крыльцо и протянула руку с колпаком, ман схватил ее за руку. Она сильно вскрикнула и замолкла. Ночью ни отец, ни швецы не смели выйти, а утром нашли ее мертвую около дома».В сходных сюжетах девицу губит пришедший за золотой шапочкой покойник
КОРНО
«Не ходи ночью в подпол: там корноухий»
«Корноухость» — уши с какими-либо изъянами, очень маленькие, вплоть до отсутствия одного из них (чаще всего правого) — традиционная характеристика показывающихся в человеческом облике нечистых духов, которая отличает их от обычных людей. Соответственно, корнохвостик
— нечистый дух с маленьким, куцым или ободранным хвостиком. В заонежской сказке названный корноухим черт едва спасается от настырной и ленивой бабы: «Матрена пошла к милому в гости к Троице. Идет Матрена по дороге. А дорога через рецку. Пришла к рецке, а перевоза нет. А ей поскорей хоцется. Ходит она, тоскует. Потом и говорит:— Хоть бы корноухий
меня через рецку перевез.А он, послухмянный, сейчас является:
— Звала, — говорит, — Матрена? Ну, садись на меня.
Уселась Матрена корноухому
за спину, и он понес ее через рецку. Она и заснула за спиной. Он через рецку перенес и по дороге потащил. А Матрене снится, что она уже в гости пришла, угощается. А корноухий ее по дороге тащит. Стало ему тяжело. Плечами шевелит:— Матрена, потронься, Матрена, подвинься.
А она и не шевелится. Надоела корноухому
— замучился.— Дай, — говорит, — пойду в чащу леса, прутьями ее заденет, упадет.
Пошел в чащу леса, ходил-ходил, морду всю обцарапал. Матрена не валится.
— Дай, — думает, — пойду на высокую гору взлезу, да в овраг скочу — свалится.
Забрался на высоку гору, когти свои обломал, как спрыгнул — Матрена не шевелится. Вышел из оврага, пошел по почтовой дороге. Идет и плачет. Едет в город горшечник с горшками. Видит — идет бес, несет бабу, а сам плачет.
— Что ты, бесовская морда, идешь да плачешь?
Корноухий говорит:
— Попал на бабу и сбыть не могу.
— А что мне дашь, я тебя сбавлю от бабы?
— Чего пожелаешь, только сбавь меня.
Горшеня подошел, Матрену за плечи обхватил.
— Ты что, Матрена, спишь!
Она проснулась, соскочила, по дороге и побежала» <Карнаухова, 1934>.
КОР
«От народа послышалось, что „коровья смерть
явилась“, и вот недавно кто-то слышал, что она в лесу — на поскотине диким голосом кричала»В России было широко распространено представление о коровьей смерти
— злом существе, убивающем коров. Ее воображали в облике старухи в белом саване или отвратительной женщины с руками-граблями, иногда — в виде скелета животного. Согласно верованиям крестьян многих губерний России, коровья смерть обладала способностью обращаться в различных животных (преимущественно черного цвета), ср.: черная смерть нередко принимает на себя образ коровы, теленка или собаки и, разгуливая между стадами, заражает их <Высоцкий, 1911>.