Энциклопедия русских суеверий

МИРЯК — призрак, привидение; человек, одержимый бесом, кликуша.

«Просватали миряка за кликушу» <Даль, 1881>.

По сообщению В. Даля, мирячество — «припадочная болезнь», «делается от испуга, от порчи; после крика и корчи больной тупо повторяет речи других и даже их движения» (Сиб.). «В камчатском наречии безумие, забытье называется словом „мирикайло“, происшедшим от глагола „мирячить“ — быть в припадке безумия, чему подвержены более старухи; они вдруг вскрикивают с испуга, иногда бранятся, или громко повторяют последние слышанные ими слова и подражают движениям, делаемым перед ними другими в то же время» <Буслаев, 1861>.

В поверьях Псковщины миряк — привидение в облике покойника, который является живым людям.

МЛИЛКО — дух, обитающий в безлюдных местах.

«Млиться», «млеться» означает «представляться», «чудиться», «видеться», ср.: «Дикое тут место, зачастую млится то собака, то кошка»; «Ох и напужалась я: помлилась мне утопленница» (Вятск.). Соответственно, млилко — дух, который может почудиться человеку в опасном, пустынном месте (Вятск.).

МОДОВЕЙКО, МОДОВЕЮШКО, МОДОВОЙ, МОДОЖИРКО, МОДОЖИРУШКО — домовой.

МОДОВИХА — домовой дух в женском обличье.

«А как входишь в новый дом, зовешь: „Дедушко-модовеюшко, пусти в новый дом жить, дедушко-модовеюшко, напой моих овецушков, пой (пои) пар Божий моих овецушков, пой-корми сладко, води гладко, стели мягко. Сам не декайся, жены не давай, детей закликай, здоровья давай“» (Арх.).

«А на скотне все модовейко плаце, к плоху это. У сестры доць, с повети спущатся, видит: в красных сапожках, в красной шубейке старицок спущается. Бородка узенька, длинна. А после-от дом сгорел. Уж он вещевал» (Арх.) <Черепанова, 1996>.

Модовой, модовейко — «перевернутое» в целях табуирования название домового духа (произносить истинное имя домового считалось нежелательным).

МОКОША, МОКУША — дух в облике женщины, появляющийся в доме, на подворье; знахарка, колдунья.

«Ох, мокуша остригла овец!» (Олон.)

Упоминания о мокоше, мокуше в материалах XIX-XX вв. ограничены несколькими районами России. Для жителей Вологодчины мокоша — женщина с большой головой и длинными руками. Появляясь в избе по ночам, мокоша прядет оставленную без благословения кудель (Волог., Новг., Онеж.) (на Ярославщине мокошей называли хлопотливого человека).

Наиболее подробно мокоша (мокуша) охарактеризована в поверьях Олонецкого края: «…когда шерсть из овцы сильно вылезет, „Ой, — говорят, — овцу-ту Мокуша остригла“. Иное спят, веретено урчит, говорят, Мокуша пряла, ходит она по домам, да по ночам шерсть прядет, да овец стрижет; выходя из дома, она о брусок, о полати-то, веретеном и щелкнет, случается, что когда она недовольна, остригает немного волос и у самих хозяев» <Буслаев, 1894>.

В XVI в. (и, по-видимому, в древней и средневековой Руси) мокушей именовали знахарку, колдунью: «В одном худом номоканунце XVI в. духовник спрашивает женщину: „Не ходила ли еси к Мокуше?“» <Гальковский, 1916>.

По своему облику и «занятиям» мокоша (мокуша) схожа с кикиморой, марой, мокрухой: это прежде всего «божество-пряха», от нее зависят судьбы обитателей дома.

Однако в поверьях мокоша более определенно, чем, например, кикимора, связана с овцеводством (она «метит» овец); связана она и с водой, влагой (отчего ее иногда и зовут мокрухой).

Само название мокоши позволяет соотнести ее с Мокошью, одним из верховных божеств восточнославянского пантеона. Изучая олонецкие поверья, Е. В. Барсов приходит к выводу, что, как и Мокошь, мокоша — «покровительница овцеводства, прядения и вообще бабьего хозяйства». Он полагает, что требы [жертвы] Мокоши (как и мокоше) заключались в том, что при стрижке овец в ножницах на ночь оставляли по клоку шерсти <Барсов, 1894>.

В. В. Иванов считает мокошу трансформацией женского восточнославянского божества Мокоши (выделяя в этих названиях тот же корень, что и словах «мокрый», «мокнуть») и предполагает, что соответствующий женский образ является общеславянским, сопоставимым с образом Матери Сырой Земли <Иванов, 1976>. Отмечается также возможная связь с *mokos, «прядение», ср. обряд, именуемый «мокрида», во время которого, принося жертву Параскеве Пятнице, в колодец бросали кудель и пряжу <Иванов, Топоров, 1982>.

Мокошь, по-видимому, «женское воплощение водной стихии» <Иванов, 1976> (а точнее — земли в единстве с водой); она распоряжается влагой, плодородием, увеличением стад, «бабьим» домашним хозяйством; жизнью, судьбами людей.