Энциклопедия русских суеверий

«Видя быстроту, с какой смерть появлялась то там, то здесь, унося с собой новые и новые жертвы, видя в ней неизбежный рок, от которого „ни моленьем не отмолишься, ни слезами не отплачешься“, жестокость, с которой, по выражению Симеона Полоцкого, „смерть на лица не смотряет, царя и нища равно умерщвляет“, видя, наконец, тот образ, в который смерть изменяет тело человека по его истлении, предки представляли смерть: то в образе птицы (черного ворона, сизого голубя, орла. — М. В.), то страшилищем, соединяющим в себе подобие человеческое и звериное, то, наконец, сухим и костлявым человеческим скелетом. <…> Олонецкие загадчики-отгадчики рисуют смерть премудрою совою, которая сидит на крыше. „Не можно ее накормити ни попами, ни дьяками, ни пиром, ни миром, ни добрыми людьми, ни старостами“» <Соболев, 1913>. В загадках иногда подчеркивается вечное и неумолимое движение («кружение — вращение») «птицы-смерти» («птицы Веретена»): «Стоит дерево, на дереве птица цветы хватает, в корыто бросает, корыто не наполняется и цветов не умаляет» [Век, смерть, род человеческий] <Даль, 1984>; «На горе Волынской стоит дуб Ордынский, на нем сидит птица Веретено, сидит и говорит: „Никого не боюсь, ни царя в Москве, ни короля в Литве“» [смерть] (Ряз.); смерть — птица Вертеница (Тульск.).

В причитаниях и бытующих вплоть до конца XX в. поверьях птица — посмертное обличье умершего; вестница несчастья, смерти; смерть (см. ВЕЩИЦА, ПОКОЙНИКИ).

В похоронных причитаниях смерть может не иметь ясного облика или предстает разноликой, вездесущей, всепроникающей:

[идет] По крылечку она да молодой женой,
По новым сеням да красной девушкой,
Аль калекой она шла да перехожей,
Аль удалым добрым молодцем,
Аль славным бурлаком петербургским

<Соболев, 1913>.

Понятия о Смерти — «живом мифическом существе» — она «приходит», «берет душу», «ходит по людям» <Соболев, 1913>, а также «пожирает, похищает души как вор», «ловит в сеть как охотник», «убивает как воин» <М — ов, 1872> устойчивы в народных поверьях вплоть до начала XX в. Они нашли отражение в крестьянском фольклоре, историко-литературных памятниках, лубочных картинах.

В Житии Василия Нового смерть приходит «аки лев рыкая», «образом зело страшна; подоби аки бы человеческого, но тела отнюдь не имуща, от единых точию костей человеческих оставлена» <Сахаров, 1879>. В «Повести о прении Живота со смертью» являющаяся Анике-воину смерть — чудище, чудо:

Голова у него человеческа,
Волосы у чуда до пояса,
Тулово у чуда звериное,
А ноги у чуда лошадиные

<Соболев, 1913>.

Встреча смерти и Аники-воина — излюбленная тема лубочных картин. Смерть здесь может изображаться в виде скелета с косой в правой руке (с факелом в левой), с корзиной за спиной (в корзине — серп, топор, грабли и стрелы).

По замечанию П. Ефименко, «картины, где смерть показывается бестелесною и с косою наподобие литовки (русской косы)» поддерживают среди жителей Архангельской губернии веру в то, что «смерть пред кончиною человека, назначенной судьбою, является в виде человеческого скелета, а иногда и сказывает, что пришла похитить такого-то» <Ефименко, 1877> (согласно некоторым поверьям, смерть животных имеет вид скелета животных — Волог.).

В рассказе сибирских крестьян пятилетний сынишка умирающей женщины ночью видит: «…идет что-то белое, будто кости одне. С литовкой… Мальчик в испуге крикнул — и вмиг все пропало. Наутро мать умерла. Прошло годов пять. Мальчик-сирота поступил в школу. Когда он однажды (в первый раз?) вошел в класс, испугался и закричал: „Она взяла мою маму, теперь меня возьмет!“ На стене он увидел знакомый образ: в классе была картина с изображением смерти в виде скелета с косой» <Виноградов, 1923>.