Энциклопедия русских суеверий

Представления об искушающих человека нечистых, о заключающих союз с нечистью колдунах, о колдовстве с помощью «письмен» (книг, записок) традиционны для общерусских поверий. «Сообщество фармазонов», «фармазонская вера и церковь» и т. п. — следствие перетолкования понятия о масонах (франкмасонах, фармазонах) как о реально существующих, но загадочных, злокозненных, тождественных нечисти людях (образ колдуна в крестьянских поверьях не столь однозначно отрицателен). По определению В. Даля, фармазон — «безбожник, вольнодумец» <Даль, 1882>. Подобным образом фармазон был охарактеризован в пьесах, принадлежавших перу Екатерины Великой. Эта трактовка получила дальнейшее развитие и в других сочинениях, в том числе популярного (даже «бульварного»), преимущественно влиявшего на умонастроение народа толка. Способствовать отождествлению фармазонов с нечистью могли, по-видимому, и церковные проповеди. Трудно, однако, пока сказать, почему иноположный крестьянской среде образ фармазона (ставший «образом врага») занял в поверьях XIX в. столь заметное место.

О возможно «книжном» источнике многих связанных с фармазонами мотивов, поверий свидетельствуют и такие, не свойственные обычным представлениям крестьян XIX в. детали, как фармазонская книга «с черной магией», а также необходимость предъявить «для вступления в фармазоны» портрет.

Портрет фармазона (остающийся у его собратьев) не только символизирует связь с сообществом: это двойник, бытие которого едино с бытием изображаемого. В случае повреждения портрета на лице оригинала оказываются раны; он изменяется в соответствии с настроением портретируемого. «Хоша бы кто и восхотел от их обчества отшатиться — не может: фармазоны тому человеку в один миг прекращают жизнь, хоша бы человек этот находился от них на краю света, — везде, значит, достанут. У них, видишь ли, имеются патреты со всякого, кто в их обчество записан. По этим самым патретам фармазоны узнают, кто станет изменять. Патреты, видишь ли, обнаковенные, росписаные разными красками — и как который человек начнет отпадать, то краски на патрете и начинают линять, линять и совсем слиняют, есть-коли только фармазоны не доглядят. Но этого, говорят, мало бывает, чтобы фармазоны не доглядели: зорки, бестии!» (Урал) <Железнов, 1910>.

Несвойственные крестьянской среде повествования о «портрете-двойнике» имеют, однако, обоснования в распространенных поверьях. Кукла-изображение, двойник-отражение (позднее — портрет, фотография) в верованиях многих народов могут «замещать» живого человека. Ср.: у нанайцев после похорон делали маленькую деревянную куклу, «вместилище души умершего», — «в настоящее время пожилые люди вместо такой куклы ставят на кровать фотокарточку умершего, перед ней помещают еду, зажженную папиросу» <Смоляк, Соколова, 1976>. Ср. также неоднократно отмечавшуюся в XIX–XX вв. боязнь крестьян фотографироваться, чтобы не быть «испорченными».

Чтобы расторгнуть союз с фармазонами, портрет необходимо уничтожить. Фармазон «берет ружье и стреляет в портрет этого человека, который он заготовил еще при заключении условия. Портрет и расписка уничтожаются, но вместе с тем на лице человека неожиданно обнаруживаются раны и следы от выстрела и действие чар над просимым рушится» (Тамб.) <Народные… 1890> (согласно другим, не менее распространенным представлениям, выстрел в портрет равносилен смертельному выстрелу в человека, влечет его гибель).

Отличительная черта образа фармазона — его неотвязность и мстительность. В сюжете, изложенном И. И. Железновым, «пошедший в фармазоны» уральский чиновник «и бороду сбрил, и крест, и пояс бросил, и табачище стал тянуть, и в рот, и в нос, Господи прости — и скоромное в посты и зайчатину стал жрать, — одно слово, офармазонился!». Раскаявшись затем под воздействием родных, он вновь «отпустил бородушку, надел крест и пояс, бросил трубки и табакерки и повел жизнь благочестивую, какую вел и прежде, до фармазонов, но не долго прожил. — Через какие-нибудь месяца два был он на пашне, ходил по бакче, увидал редечку и наклонился — хотел, значит, сорвать, — наклонился и упал! Подошли к нему, а он мертвый! <…> А отчего случилась такая оказия? Да оттого, говорили люди, что фармазоны прострелили патрет его! Попасть в их общество — все единственно, что попасть к чертям — нет возврата!» <Железнов, 1910> (повествователь дополняет, что фармазоны и после смерти не оставили несчастного в покое, выкопали гроб и вырезали ему пятки).

Очевидно, что спектр поверий, связанных с фармазонами, достаточно широк. Впитав разнообразные влияния, они пронизаны традиционными представлениями о колдунах и нечистой силе (в крестьянской и в городской среде образ фармазона трактовался, по-видимому, сходно, но с разными акцентами). Рассказы о фармазонах, популярные вплоть до начала XX в., в нашем столетии не относятся к числу бытующих среди крестьян.