Энциклопедия серийных убийц

Деннис Нильсен воспевал в стихах молодых мужчин, которых он удушил, расчленил и спустил по кускам в канализацию. Вот типичный образец «стихотворения», обращенного к одной из его жертв: «Я стараюсь улыбаться, / Хотя возмездие глядит мне в глаза, / Покрытое твоей томатной пастой, / Человек из множества частей, / Я стараюсь забыть. / Даже аромат твоего ухода / Медлит, не хочет уходить. / А теперь — новые проблемы / От тебя осталось столько кусков…»

В подростковом возрасте житель Лонг-Айленда Джоэль Рифкин (убил и расчленил около семнадцати проституток), вероятно, воображал себя рыцарем в сверкающей броне, как свидетельствуют эти жалкие потуги на поэзию: «Соблазнительница-сирена манит меня к себе / незнакомка по ту сторону тьмы / молит о помощи среди теней, / и хотя я бессилен помочь ей, / я должен помочь ей». А неувядающий романтик Тед Банди очаровывал своих пассий рифмованными строчками на визитной карточке: «Я посылаю тебе поцелуй, / не отвергай это страстное тело. / Я проведу с тобой жаркую ночь, / шепча о любви несмело».

Разве может женщина устоять перед подобным призывом?!

Классический труд доктора Дж. Пола де Ривера «Сексуальное преступление» (1949) содержит главу «Поэтическая природа садомазохизма», где приводится ряд сочинений преступников, осужденных за сексуальное насилие. Вот образец подобного творчества под названием «Экзотика без цензуры». Как «художественное» произведение оно гроша ломаного не стоит, но зато позволяет лучше понять процессы, происходящие в сознании психопата:

Вотще я жмусь к огню,
Огонь согреть меня не — в силах.
Вотще я кутаюсь в пальто
От холода космического ветра…

Кости стынут во мне,

И кровь — как вода.
И вот из пустоты, что за моей спиной,
Доносится печальный звук волынки,
Бессмысленный и полный жалоб звук,
Пронзительный, высокий, тонкий звук…

И я со вскриком покоряюсь

И отправляюсь исполнять приказ.
Оружие снимаю со стены
И мчусь из дома в темные леса.
Там, где дорога вьется вниз с горы,
Запыхавшись, лежу в засаде
И жду, покуда бедный путник
Придет освободить меня.
Когда же он приходит шагом грузным,
Я нападаю люто и проворно.
Как зверь, бросаюсь на него
И убиваю.
И вырвав сердце, пожираю сердце,
И кровь его смакую, как нектар,
И голову отрезав, скальп снимаю,
И вешаю тот скальп себе на пояс.
Потом иду домой сквозь снегопад,
И сердце у меня в груди согрето,
И кровь, и кости в теле обновились,
И звездный ветер смолк…

ПРЕСЛЕДОВАНИЕ ЖЕРТВЫ

«…Страстному охотнику, успевшему за свою жизнь изловить немало самых экзотических животных — от бенгальского тигра до аляскинских гризли, — начинает надоедать обычная добыча. Хочется новых волнующих, острых ощущений. И тогда он покупает маленький остров в Южной Америке и заселяет его отщепенцами и людьми, потерпевшими кораблекрушение. А затем начинает охотиться на единственное животное, наделенное смелостью, хитростью и способностью мыслить, — на человека».

Это вступительная часть рассказа Ричарда Коннелла «Самая опасная игра», получившего в свое время литературную премию. Рассказ был опубликован в 1924 году, и тогда происходившие в нем события воспринимались как упражнения сардонической фантазии автора, а личность безумного убийцы русского графа Жарова — собирательный образ потерявшего разум человека с гипертрофированным охотничьим инстинктом.

Но, к несчастью, охота на людей стала почти привычной реальностью: серийные убийцы выслеживают, заманивают и убивают свои жертвы, не уступая в кровожадности выдуманному Коннеллом монстру.

Серийные убийцы так называемого «организованного типа» (см. статью «Реконструкция преступной личности») методично и упрямо охотятся за людьми. Со своим излюбленным оружием они обходят выбранные «места охоты» в поисках самой легкой добычи: женщин без спутников; женщин, пользующихся попутными машинами; проституток обоих полов; беспризорных детей. И жертва попадает в расставленные сети, захваченная силой или обманом.