Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект

Если Федя «часто диким голосом кричал», то и лирический герой в черновиках песни «Ошибка вышла» скажет: «Тогда я дико заорал: / “Бегите за бутылкой!”» /5; 404/. Такая же ситуация возникнет в концовке стихотворения «На острове необитаемом…» (1968), где попугай обучил население острова «ужаснейшим словам»: «И вскорости над джунглями раздался дикий вой». Причем ужаснейшими словами пользовался и Федя: «При этом так ругался по латыни» (вспомним повесть «.Дельфины и психи»: «Пишу латынью, потому что английского не знаю» /6; 25/). А в стихотворении «На острове необитаемом…» поясняется, каким словам научил аборигенов попугай: «Слова все были зычные, сугубо неприличные». Именно так зачастую ведет себя лирический герой Высоцкого: «Я отвечал ему бойко — / Может, чуть-чуть неприлично» («Я тут подвиг совершил…» /2; 365/), «Ни приличий не знал, ни манер» («Натянутый канат» /3; 426/). И так же действует его друг в посвящении братьям Вайнерам «Я не спел вам в кино, хоть хотел…» (1980): «Младший брат был небрит и не брат — / Выражался, как древний пират». А про Федю-археолога, который «ругался по латыни», сказано, что он «диплом писал про древние святыни, / О скифах, о языческих богах». Причем если «младший брат был не брит и не брат», то и лирический герой часто предстает в таком же облике: «Мореплаватель, простите, одиночка / Важно держится, хотя и не брит» («Мореплаватель-одиночка»), «“Права со мной качаете, / А вас еще не брили”'» («Вот я вошел и дверь прикрыл…»). Вновь возникает ситуация, когда герой и его друг наделяются одинаковыми чертами.

Если в песне «Что же ты, зараза» герой обещает своей бывшей подруге: «Ну а я себе такую бабу отхвачу, / Что тогда ты, стервь, от зависти загнешься». - то эту же мысль повторит и студент Федя: «Я, — говорил, — жену найду такую — / От зависти заплачете навзрыд». А поскольку оба персонажа являются авторскими масками, становится ясно, что это предсказание осуществилось в полной мере, так как Высоцкому удалось на зависть всем «отхватить» Марину Влади…

К песне «Что же ты, зараза» возвращает и концовка «Песни студентов-археологов», в которой герой нашел любимую женщину: «.. И вскоре откопал свой идеал, / Но идеал связать не мог / В археологии двух строк, / И Федя его снова закопал» = «Я тебя не трону, а в душе зарою». При этом выражение откопал свой идеал перейдет в четверостишие, подаренное Высоцким руководителю Отделом культуры горкома партии Набережных Челнов Инге Щербатых во время гастролей Таганки на КАМАЗе летом 1974 года: «Где откопал тебя геолог, твой супруг? / В степях белесых — черная крупинка… / Жена — и педагог, и политрук… На круг — очаровательная Инга!»[2669]^[2670][2671].

Добавим, что образ археолога Феди как авторская маска получит развитие в «Случае на шахте» и особенно в «Гимне шахтеров»: «Наш Федя с детства связан был с землею» = «Не космос — метры грунта надо мной»; «Студентом Федя очень был настроен / Поднять археологию на щит» = «Вперед и вниз! Мы будем на щите»; «Он древние строения / Искал с остервенением» = «Но роем глубже — голод ненасытен. <.. > Вгрызаясь вглубь веков хоть на виток…».

Что же касается имени героя, то оно встречается еще в двух произведениях 1965 — 1966 годов: в «Песне Федора» («Почему-то всегда / От насиженных мест…»8⁶) и «Песне про конькобежца на короткие дистанции»: «Но сурово эдак тренер мне — мол, надо, Федя!». Позднее такое же имя будет носить герой частушек, написанных Высоцким к 8-летию Театра на Таганке (1972): «Кузькин Федя — мой живой» (АР-4197). И в том же году этот прием встретится в стихотворении «Мой Гамлет».

Возвращаясь к разговору о песне «Каждому хочется малость погреться…», заметим, что не только «наш предок» является alter ego автора, но и пришельцы: «.. Но в их тщедушном тельце — / Огромный интеллект, / И мозгу у пришельцев — килограмм примерно шесть…». В тот же период будут написаны еще две песни, в которых появится автобиографическая маска великого ученого: «Он брал производные даже во сне / И сдачу считал в интегралах» («Быть может, о нем не узнают в стране…»), «На съезде в Рио-де-Жанейро / Пред ним все были мелюзга. <.. > Но огромное это светило, / К сожалению, было еврей» («Он был хирургом, даже “нейро”…»). Таким же огромным светилом, обладающим «огромным интеллектом», предстанет и «учитель скромный» Кокильон в «Балладе о Кокильоне»: «Титан / Лабораторию держал <.. > Простой безвестный гений безвременно угас».