Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект

Кроме того, если в песне «Про черта» говорится об аде и чертях (что логично), то в наброске к «Райским яблокам» — о рае и чертях. Этот прием «смешения» восходит к песне «Переворот в мозгах из края в край…»: «Известный черт с фамилией Чер-ток — / Агент из Рая <.. > Давно уже в Раю не рай, а ад…», — и к «Песне про плотника Иосифа» (1967): «Потому что, мне сдается, этот ангел — сатана!». А из основной редакции «Райских яблок» мы знаем, что рай оказывается лагерной зоной[501]^[502][503], которой также управляет советская власть. Поэтому закономерно, что и здесь для описания власти используется образ чертей (но все же такой сюжетный ход показался Высоцкому чрезмерным, и он отказался от него). Таким образом, и потусторонняя жизнь, и земная (в Советском Союзе) являются адом. Причем обе они саркастически именуются раем, так как именно его обещали построить коммунисты: «И это жисть? Земной наш рай? / Нет! Хоть ложись — и помирай» (АР-11-126), «Рай для нищих и шутов, / Мне ж — как птице в клетке» /2; 80/ (черновик: «Чистый рай для дураков, / Тень на пятилетки» /2; 379/), «В Аду решили черти строить рай / Как общество грядущих поколений» (АР-9-16), «Вот следы песьих лап. Да не рай это вовсе, а зона! / Всё вернулось на круг, и Распятый над кругом висел» /5; 176/.

Еще один важный мотив из процитированного наброска к «Райским яблокам»: «Там не примут меня — / Я не дам себя жечь или мучить!» (АР-3-157). Такая же ситуация возникала в «Песне Билла Сигера»: «В аду бардак и лабуда, / И он опять — в наш грешный рай. <.. > Владыка тьмы / Его отверг, / Но примем мы — / Он человек». «Отверг» — то есть «не принял» и прогнал обратно, на землю. Данный мотив фигурирует также в стихотворении «Я прожил целый день в миру / Потустороннем…» (1975): «А там порядок — первый класс, / Глядеть приятно. / И наказание сейчас — / Прогнать обратно» («прогнали» же его потому, что «там вход живучим воспрещен, / Как посторонним», а поскольку лирический герой Высоцкого — «живучий парень», — то и «прожил» он там всего один день); в «Побеге на рывок» и в «Райских яблоках»: «Зря пугают тем светом: / Тут — с дубьем, там — с кнутом. / Врежут там — я на этом, / Врежут здесь — я на том», «Как я выстрелу рад — ускакал я на землю обратно!»^⁷⁸.

Итак, лирический герой неудобен для власти всегда и везде: «Но я уже не верю ни во что — меня не примут» («Москва — Одесса») = «Там не примут меня — я не дам себя жечь или мучить» («Райские яблоки»; АР-3-157). К тому же оба эти «света» закрыты: «Я скоро буду бредить наяву2^7<9 / Объявлена посадка Волгограду, / А сердце нашей Родины — Москву — /Закрыли вдруг, как будто так и надо» /2; 381/ = «Да куда я попал — или это закрытая зона?» (АР-3-166). Об этом же идет речь в «Дне без единой смерти»: «Вход в рай забили впопыхах, / Ворота ада на засове», — и в «Аэрофлоте»: «Всёзакрыто — туман, пелена…»/5; 560/.

Если в «Райских яблоках» лирический герой характеризует загробный мир, представленный в виде лагерной зоны, как «сплошное ничто — беспредел», то в стихотворении «Я прожил целый день в миру / Потустороннем…» он саркастически говорит: «Зову туда, где благодать / И нет предела. / Никто не хочет умирать — / Такое дело». Сравним еще: «И духоту, и черноту / Жадно глотал. / И долго руками одну пустоту / Парень хватал» («В лабиринте», 1972), «А мы живем в мертвящей пустоте» (1979), «Из ниоткуда в никуда / Перешагнул, перешагнул» («Песня Билла Сигера», 1973), «Я шагнул в никуда» («Затяжной прыжок», 1972) (заметим, что характеристика рая «сплошное ничто» из «Райских яблок» уже возникала в «Балладе об уходе в рай». 1973: «Уйдут, как мы, в ничто без сна»; и еще одна перекличка между этими песнями: «Мы пошустрим и, как положено, умрем» = «Мы когда-то всегда умираем»). Таким образом, пустота царит как на земле, так и на небе, поскольку оба эти мира контролируются советской властью (аналогичную мысль высказывал Александр Галич в «Колыбельном вальсе», 1966: «Но в рай мы не верим, нехристи, / Незрячим к чему приметы! / А утром пропавших без вести / Выводят на берег Леты. <…> Придавят бычок подошвою, /Ив лени от ветра вольного / Пропавшее наше прошлое / Спит под присмотром конвойного»).