Энцо Феррари. Биография

Его освободили от воинской службы в 1918 году, когда измотанная войной Европа, наконец, задышала мирным воздухом, а вернувшиеся с фронтов мужчины стали искать какие-то разумные объяснения тому, ради чего были принесены в жертву жизни свыше 30 миллионов человек. Хотя в своих мемуарах он никак этого не упоминает и ни один из исследователей его жизни не знает точной причины, у Феррари в тот период, кажется, случилось своего рода прозрение. В его истории имеет место пробел — такие пробелы едва ли можно назвать необычными в бумагах Феррари, — породивший любопытные спекуляции. Кем был тот загадочный человек (а может, это было какое-то поворотное событие?), подтолкнувший Энцо Феррари к тому, чтобы в промежутке между вступлением в ряды армии в 1917 году и демобилизацией годом позже решиться делать карьеру в автомобильном деле?

В своей автобиографии он вспоминал, как незадолго до войны, одним теплым летним вечером, сидел в компании друга по имени Пепино во дворе дома своей семьи. В тусклом свете газовой лампы они изучали фотографию Ральфа де Пальмы, исключительно одаренного итальянца, перебравшегося в Америку в 1893 году и к 1916-му успевшего выиграть гонку «500 миль Индианаполиса» и Кубок Вандербильта. Многие считали его величайшим гонщиком мира. Феррари утверждал, что сказал тогда Пепино, сыну моденского импортера продуктов питания, следующее: «Я стану гонщиком». Более того, он часто повторял — вероятно, стремясь выдать желаемое за действительное, — что на выбор моторов V12 для проектирования своих автомобилей его вдохновило обаяние штабных автомобилей «Packard V12», которые американская армия использовала в конце войны. Эти байки могут быть как правдивыми, так и нет — Феррари манипулировал историей так, как ему было удобно, и не скрывал этого, — но в его рассказах можно отыскать тонкую нить истины, указывающую на то, что к концу войны машины стали центральной темой его жизни, и именно она завела его в далекие от родного дома края, когда все битвы уже отгремели.

После объявления перемирия в Европе Феррари всплыл в Турине, где принялся искать работу в Fiat. В отличие от его родной Модены, Турин на реке По был центром итальянской промышленности, шумным и переполненным людьми городом, которому война обеспечила экономическое процветание и богатство. Когда зимой 1918/19 года Феррари прибыл в город, вся Северная Италия была погружена в смятение и хаос. Великая война, как казалось, ничего не решила, и могучие голоса социализма, марксизма и этнического национализма уже раздавались со всех городов и весей. Италию, чья казна была опустошена и чей хрупкий политический договор был серьезным образом подорван разногласиями между индустриальным севером и отсталым аграрным югом, охватило пламя социальных волнений. Габриэле Д’Аннунцио, прославленный герой войны, поэт и ярый националист, собирал шумную толпу разочарованных итогами войны ветеранов в надежде захватить прибрежную полосу Далмации — приз, которого Италию лишил Версальский мирный договор. В Милане драчливый журналист левых взглядов по имени Бенито Муссолини совершал ловкий переход от идеалистического социализма к политическому оппортунизму. Бывший издателем пламенной политической газеты «Popolo d’Italia» Муссолини учредил радикальную антиистеблишмент-организацию «Итальянский союз борьбы», которая стала волшебным образом привлекать в свои ряды недовольных, разочарованных и неудовлетворенных граждан как левых, так и правых взглядов. Какое-то время судьба была благосклонна к этому обрюзгшему, нелепому позеру из Романьи, чьи сторонники, фашисты-чернорубашечники, захватили под свой контроль всю Италию и последовательно провели ее через период искусственного, показного блеска и дутого процветания к позору и унизительному поражению.