— На правду не обижаются, — пожал плечами Стоян, и его лицо вновь приняло меланхоличное выражение лица. Говорить что-либо еще не хотелось, да и не нужно уже это было. Власта ответила на его вопросы.
В комнате вновь наступила тишина.
Власта долго еще сидела на полу в темноте, любуясь ночным небом в уютных объятиях Стояна. Со временем начинаешь ценить тех, с кем комфортно просто находиться рядом и молчать. У нее такие люди были. Ей повезло.
Выбраться к дяде Кристиана у Радмира получилось не сразу. Казалось бы, дел особо важных у него не было, но все время, то один отвлечет, то другой, то еще что-то случится. Вот и вышло, что он оказался возле дома лана Мареля только вечером следующего дня. И хоть о конкретной дате и времени они не договаривались, но все равно ему было немного неудобно перед ним.
Радмир постучал в дверь. Рядом был дверной звонок, но звук у того был таким громким и противным, что он предпочитал стучать.
— Привет, — дверь ему открыл Кристиан.
— Привет пылким влюбленным, — не удержался Радмир от того, чтобы пошутить над другом.
— Кир, — Кристиан тут же смутился и слегка покраснел.
Он посторонился, давая пройти Радмиру в дом. Они прошли в просторную комнату с большим камином.
— Ладно-ладно, — прекратил он, видя, что его друг недовольно нахмурен. — Больше не буду. Твой дядя дома?
— Да, погоди. Сейчас я его позову, — быстро ответил Кристиан и вышел из комнаты.
В комнате были большой диван и несколько кресел, но Радмир не стал садиться на них. Вместо этого он подошел к стене, что была напротив двери, и стал любоваться несколькими картинами, что висели на ней.
Как сумел отметить Радмир, все картины были нарисованы одним художником. Даже ему, плохо разбирающемуся в живописи, было понятно, что этот неизвестный художник был невероятно талантливым.
Картин было ровно семь. Все они были небольшого размера с простыми рамами, которые не отвлекали от основного, от них самих. Например, когда он посещал музей изобразительного искусства в Орадосе, культурной столице империи, то невольно больше времени тратил на рассматривание рам, чем самих картин. Слишком уж те были вычурными и приковывающими к себе все внимание.
На картинах были изображены животные. Они казались настолько хорошо нарисованными, что создавалось ощущение, будто они вот-вот спрыгнут с холста и взаправду начнут бегать, резвиться, гулять.
— Разбираешься в живописи, Радмир? — Раздался у него за спиной голос лана Мареля.
— Здравствуй Жак, — Радмир пожал протянутую руку. — Нет, не разбираюсь. Но эти мне приглянулись. На мой взгляд, очень талантливо нарисованы.
— Это дядя сам рисовал, когда был молодым, — сказал Кристиан.
— Кристиан, — осуждающе посмотрел на племянника дядя.
— Да? — Радмир с удивлением посмотрел на лана Мареля. — Я считаю, что у тебя талант. Учился где-то?
— Нет, самоучка, — Жак покачал головой. — Не до этого было.
— Зря, — покачал головой Радмир.
— Это просто мое хобби, — Жак жестом пригласил всех присесть. — Для души. Кто-то пьет, кто-то за юбками бегает, кто-то антиквариат собирает. В наше время каждому нужно что-нибудь, чтобы расслабиться, отдохнуть. Для меня это было рисование.
— Было? — Спросил Радмир.
— В последнее время как-то руки до этого не доходят, — Жак слегка улыбнулся.
— Жаль, — искренне ответил Радмир. Картины ему действительно понравились.
— Радмир останешься с нами на ужин? — Спросил лан Марель. — Мы скоро собирались садиться за стол.
— С удовольствием, — не стал отнекиваться Радмир. — Этот портной из меня все соки выжал.
— Лан Рошэ? — Уточнил с понимающей улыбкой Кристиан.
— Он, чтоб ему измерительную ленту потерять, — невольно ругнулся Радмир.
— Так все тяжело? — С удивлением посмотрел на него Жак.
— Да, — Радмир невольно скривился. — Когда разумный слишком увлечен своей работой, это не всегда хорошо. По крайней мере, в случае с ланом Рошэ.
— Мне остается только порадоваться, что я никогда у него не заказывал одежду, — с легкой усмешкой сказал лан Марель. — Даже очень красивая и качественная вещь моего гардероба не стоит таких пыток.
— Это ты говоришь до первого официального приема в императорском дворце, — пошутил Радмир.
— Боюсь, что, когда это произойдет, мне уже ветер будет другом, — ответил Жак, используя поговорку алви, означаdщую, что какое-либо событие никогда не случится с говорившим. У алви было принято сжигать своих покойников и довольно часто прах развевали по ветру, называя его своим другом в последнем путешествии.