Эолли или легкое путешествие по реке

— Это я, — сказала Таня. — Хочу спросить тебя напоследок. — Она сделала паузу, чтобы унять волнение. — Ты там в Монголии или еще где… был не один, верно?

— Теперь это разве имеет значение? — ответил я.

— Имеет.

— Да, не один, Таня.

— С кем?

— С тобой.

— Шутки сейчас неуместны, Андрей.

— Я не шучу.

— Как это — со мной?

— Это в двух словах не объяснить.

— Знаешь, что… Дурачь другую. А я рада, что избавлена от этого. И вообще, ты сделал свой выбор, а я — свой.

Разговор резко оборвался. В трубке раздались гудки.

* * *

Дни потекли пасмурные, зябкие, дождливые.

Выходить из дому не хотелось. Я лежал на диване и ни о чем не думал, закрыв глаза. Потом взял старую книгу "Спартак", открыл на заложенной странице, дочитал книгу. И снова лежал с закрытыми глазами.

В самом начале ноября вдруг запоздало выглянуло солнце Бабьего лета. Тепло стало. Люди скинули пальто и надели легкие куртки, плащи, а некоторые, чересчур смелые, расхаживали в тонких спортивных майках.

Меня тоже потянуло на улицу погреться.

Я пошел на бульвар и отыскал там свободную скамейку. Неподалеку от меня, устроившись на складном стуле, старый художник писал осеннюю аллею.

Прошло, наверное, с полчаса, и я подошел к художнику, чтобы взглянуть на его работу, прикрепленную на треножнике. И обомлел. Верней, словно меня ледяной водой окатили! На квадрате холста вместо желтой листвы деревьев, был изображен портрет Эолли.

— Ну, вот, — сказала подошедшая вместе со мной какая-то женщина и, разочарованная, удалилась со словами. — Какая-то девица. А я подумала — пейзаж.

— Послушайте! — обратился я к художнику. — Кто эта девушка?

— Что-что? — старик поднял голову.

— Девушка, что вы изобразили…

— Не могу знать, молодой человек?.. — Художник поднялся и отошел на два шага, поглядел на работу, прищурив глаза. Я приблизился к нему вплотную и с трудом сдержался, чтобы не взять его за грудки. Кровь хлынула мне в лицо.

— Врете! — произнес я. — Вам все известно! Вы хитрите! Вы ее где-то прячете!

Старик, явно удивленный, едва не выронил очки.

— Что вы, в самом деле! — сказал он сердито. — Надо знать приличия, молодой человек!.. Я ж могу и милицию вызвать!

— В таком случае объясните мне… Впрочем, я виноват… Извините…

— Хотите знать, кто эта девушка? Отвечаю: не знаю. Она сидела на той вон скамейке.

— Почему вы решили нарисовать ее?

— Видите ли… Людям моей профессии свойственно… как бы это объяснить… Озарение. Поначалу я вовсе не собирался писать эту девушку или вообще кого бы то ни было. Я делал этюд.

— Делали этюд?

— Существует такое выражение: делать этюд, то есть, запечатлеть материально имеющимися средствами понравившийся кусочек пейзажа. "Писать" и "делать" — разные понятия. Пейзаж надо делать, а человека — писать. Понимаете? Так вот. Приступив к деланию этюда, я вдруг обратил внимание на сидящую девушку. Лицо юной незнакомки было такое необычно трогательное… Поворот головы, глаза… что продолжать работу над аллеей мне расхотелось. Я стер с холста краску и попросил у девушки разрешения написать ее портрет. Она согласилась, так мило с ее стороны. Я писал быстро, верней, мне важно было схватить образ, характер, настроение… Когда она ушла, мне оставалось лишь сделать завершающие мазки. Вот и все.

— Вы ее раньше видели? — спросил я.

— Нет. Ни раньше — полагаю — и никогда впредь я уже не встречу такое прекрасное создание! — ответил старик.

— Что-нибудь она вам говорила, как ее зовут, где живет?

— Она не проронила ни слова. Да я и не спрашивал, поглощенный работой.

— А в какую сторону она ушла?

— Туда, к метро. Постойте! Вспомнил. Девушка сказала мне одно слово: "Неправда". Что она имела в виду, не знаю.

— Спасибо…

— Хочу сказать вам, молодой человек, — старый художник взглянул на меня чистыми синими глазами. — Я к этому портрету шел всю жизнь… А вам образ девушки, вероятно, напомнил вашу мечту. Так бывает. У каждого своя дорога. Идите. Никогда не унывайте — и вам повезет!

* * *

Прошла неделя. Деревья оголились окончательно, вся листва слетела на землю. Небо затянуло тучами, полили дожди.

За таинственным сейфом так никто и не являлся. Хозяин его, невидимый, посмеиваясь, наблюдал за мной с высоты птичьего полета, и ждал, — что я буду с богатством делать? А мне — плевать! Мне все стало уже безразлично: придет, не придет.

Я решил забрать свою машину со стоянки в аэропорту Домодедово. На метро доехал до Павелецкого вокзала, там сел в поезд-экспресс, идущий без остановки в аэропорт.

Моя "Тойота" стояла на месте, там, где я и оставлял. Расплатился за стоянку, по дороге заправился и помыл машину. Ехал со средней скоростью, слушал по радио блюз. Не обращал внимания ни на технику исполнения музыкантов, ни на нюансы самой музыки. Просто музыка скрашивала унылый окружающий пейзаж.

Я позвонил по мобильнику Грише Сомову. Он был дома, собирался на дачу, звал меня тоже. Я согласился.