Эоловы арфы

- Не обижайтесь, господа, и не унывайте! - подняв руку, крикнул Маркс. - Ведь завтра, здесь же, в девять утра мы встретимся с вами снова. Бой будет продолжен!

- Сегодня победа за нами! Пока "Новая Рейнская" спасена! - ликующим голосом подхватил Энгельс. - А завтра - посмотрим!

Это "посмотрим!" вместило столько задора, дерзости, силы, что было ясно: и завтрашний бой их не страшит.

Едва ли не у всех кёльнцев, присутствовавших на суде и расходившихся сейчас по домам, среди множества мыслей, впечатлений, чувств, оставленных процессом, неотвязно вставали вопросы: что же произошло в совещательной комнате? Почему присяжным заседателям потребовалось лишь двадцать минут, чтобы в один голос оправдать подсудимых?

А дело все в том, что в совещательную комнату присяжные пришли уже с твердым намерением сказать: "Нет, не виновны". Одним весь ход процесса, особенно же речи Маркса и Энгельса, ясно показали, что быть в данном случае на стороне обвинения просто невозможно и бессмысленно. Другие - их, пожалуй, больше всего - были убеждены, что всех подсудимых надо бросить в тюрьму, а газету закрыть, но они видели перед собой полный зал людей, горячо сочувствующих подсудимым; они знали, что на улице, у подъезда суда, собралась возбужденная толпа; они помнили, что когда 14 ноября прошлого года Маркса вызвали на допрос, то до Дворца юстиции его провожало несколько сот человек, которые не разошлись во время всего допроса, а когда главный редактор "Новой Рейнской газеты" вышел от следователя, они радостно приветствовали его, проводили до зала Эйзера, где он поблагодарил их за поддержку; и всем было совершенно ясно, что если бы Маркса арестовали, то эти люди освободили бы его силой. Третьи принимали в расчет, что хотя революция почти повсеместно и разбита, но сколько еще всюду брожения, затаенной злобы, жажды мести. Четвертые были подавлены и сбиты с толку поведением подсудимых: по их убеждению, если люди ведут себя так независимо и смело, значит, за ними непременно стоит какая-то большая сила; эта сила была им неизвестна, тем могущественнее и страшнее она казалась...

Лишь один присяжный заседатель из двенадцати пришел в совещательную комнату с решением провозгласить: "Да, виновны!" Это была та самая "рожа", на которую обратил внимание Энгельс. Но перед тем как подошла его очередь отдать свой лист старшине, один присяжный спросил другого:

- А этот Энгельс не родственник ли коменданта города полковника Энгельса?

- Не думаю... Не знаю, - последовал неопределенный ответ. - Впрочем, бог весть...

"А что, если и правда родственник? - смятенно подумала "рожа". - По нынешним временам все может статься!"

И он четко, размашисто вывел: "Нет, не виновны!"

Так сложилось полное единодушие и произошло "чудо" еще более разительное, чем то, на которое смутно надеялся Маркс, а когда кто-то предложил поблагодарить Маркса, то, хотя с предложением согласны были не все, ни у кого не повернулся язык возразить.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Женни распахнула дверь в комнату мужа.

- Карл! Опять пришли солдаты.

- Какие солдаты? - Маркс поднял голову, нехотя оторвав взгляд от рукописи.

- Да, наверное, те самые, что приходили позавчера, когда ты еще не вернулся из Дюссельдорфа.

- Но позавчера, по словам Ленхен, были не солдаты, а унтер-офицеры.

- Боже, какая разница! - досадливо махнула рукой Женни.

- Кое-какая разница, моя милая, все-таки есть... Ну и что они хотят?

- Они требуют, как и тогда, личной беседы с тобой.

- Требуют?

- Именно требуют.

- Я думаю, Женни, - Маркс встал из-за стола, - мы могли бы это требование оставить без внимания, но, согласись, ведь интересно - зачем я им понадобился?

- Нет, Карл, - Женни решительно покачала головой, - у меня интерес к таким визитам и беседам пропал на всю жизнь со времен Брюсселя.

Маркс видел, что жена испугана, взволнована, ему хотелось успокоить ее, ободрить, и потому он тянул разговор и старался придать ему шутливый характер.

- Ах, ты ничего не понимаешь! - сокрушенно воскликнул он. - Ты не видишь разницы не только между солдатом и унтер-офицером, но и даже между армией и жандармерией. Ведь тогда, в Брюсселе, к нам наведались и увели меня жандармы! У жандармов - и это вполне естественно - всегда есть о чем поговорить со мной. Но вот когда в тихое послеобеденное время на квартиру к доктору философии и главному редактору большой газеты приходят унтер-офицеры армии его величества и настаивают на личной беседе с ним, то это, право, весьма необычно и загадочно. Я заинтригован. Может быть, они хотят попросить у меня фотографию, чтобы повесить у себя в казарме. Ты должна принять во внимание, что после двух выигранных процессов моя популярность необычайно возросла...

- Карл, не шути, - очень серьезно перебила Шепни. - Лучше вспомни, чем окончилась беседа с солдатами одного философа из Сиракуз.

- Женни! Что за мрачные аналогии! - Маркс засмеялся. - Во-первых, там не было никакой беседы, солдат просто подошел и стукнул ученого по темени; во-вторых, этот ученый был уже стар и немощен, а твой Карл могуч как Арминий.