Эоловы арфы

— Напрасный труд. — Маркс устало махнул рукой. — Дело в том, что заявление господина Блоха не представляет для меня никакого интереса, и я не придаю ему значения.

— То есть как это не придаете? — И капрал, и сержант в искреннем удивлении даже подались вперед.

— До заметки, так взволновавшей вас, господа, — назидательным тоном проговорил Маркс, — мне нет никакого дела, потому что она помещена под чертой и, следовательно, считается объявлением.

— Объявлением? — Унтер-офицеры подались вперед еще больше.

— Да, всего лишь объявлением. А за такого рода публикации я ответственности не несу. Я подписываю только то, что над чертой.

— А кто же за это отвечает? — несколько удрученно спросил капрал.

— Я не намерен консультировать вас по таким вопросам. Могу лишь сообщить, что вы имеете возможность опубликовать возражение, причем бесплатно. Хотите?

Маркс придвинул к себе листок чистой бумаги, быстро написал на нем несколько строк и протянул унтер-офицерам:

— Например, вот такой текст.

Капрал и сержант склонились над листком и прочитали: «Мы, солдаты, унтер-офицеры и офицеры восьмой роты 16-го пехотного полка, единодушно утверждаем, что наш Ротный командир капитан фон Уттенхофен никогда не спекулировал казенным топливом, не воровал чужих кур, не соблазнял невинных девиц, а также чужих жен».

— При чем здесь куры и девицы? — серьезно и озабоченно спросил капрал.

— Ну, если вы не гарантируете поведение своего командира в отношении чужих кур, чужих жен и девиц, то можно это место сократить.

— Нет, мы уверены! Вполне уверены!

— А тогда в чем же дело?

«Действительно, в чем же дело?» — мучительно ворочал мозгами капрал и никак не мог выбраться из простенькой ловушки, расставленной собеседником.

— Странно как-то… — нерешительно протянул он.

— Что же странного? Раз это правда, раз вы уверены…

— Да он смеется над нами, господин капрал! — воскликнул наконец, видимо, более сообразительный Эбнер.

— Смеется? — удивился капрал.

— Конечно! А кроме того, нам никто не поручал печатать опровержение. Нам поручили одно — узнать имя автора заметки. И будьте любезны, господин Маркс, сообщите нам его, иначе…

— Господа! — прервал Маркс сержанта. — Если вы не хотите печатать опровержение, то у вас есть еще один вполне демократический способ выразить ваш протест — вы можете подать на газету в суд.

— Ну уж нет! — покачал головой капрал. — Слышали мы, как недели три тому назад вас судили два дня кряду, и знаем, чем это кончилось. Мы не можем честь своей роты и ее командира вверить судейским слюнтяям. Мы сами за нее постоим. А для этого нам нужно имя борзописца, который накатал заметку. Вы нам его сообщите, сударь, в противном случае мы больше не станем сдерживать своих людей, и дело может кончиться плохо.

Открылась дверь, и вошла Женни. Не обращая никакого внимания на унтер-офицеров, она спросила:

— Карл, ты не забыл, что тебя ждет господин Энгельс?

Маркс, собравшийся было уже что-то ответить на брошенную ему угрозу, встал из-за стола и, сказав «Я сейчас», вышел вместе с женой.

Унтер-офицеры оторопело переглянулись.

— Ты слышал, что она сказала? — полушепотом спросил Блох. — Его ждет господин Энгельс! Уж это не полковник ли Энгельс, второй комендант города?

— Тут все возможно, господин капрал, — тоже полушепотом ответил Эбнер. — Но, если мне память не изменяет, у них в газете есть какой-то свой Энгельс, его, кажется, тоже судили вместе с Марксом.

— Судили, но оправдали! Ох и влипнуть мы с тобой можем, дружок, а заодно с нами и ротный… Черт дернул нас назвать свои имена!

— Может быть, улизнем, пока он не вернулся? — робко предложил сержант.

— А как же имя автора заметки? — нерешительно промямлил капрал, хотя мысль сержанта показалась ему весьма соблазнительной…

Когда Маркс вошел в комнату, где сидел Энгельс, тот встретил его нетерпеливым восклицанием:

— Ты долго еще намерен с ними возиться? Гони их в шею! Иначе я, гвардии бомбардир, сделаю это сам. Нам надо обсудить передовую статью воскресного номера, а ты тратишь время на этих ослов!

Маркс кратко рассказал, о чем у него идет речь с унтер-офицерами, и, пообещав скоро разделаться с ними, уже направился к двери, как вдруг Энгельс остановил его:

— Карл, возьми вот эту штуку!

Маркс оглянулся и увидел, что Энгельс протягивает ему пистолет.

— Зачем?

— Возьми, возьми. Он, правда, незаряжен, но все равно. И сунь его в карман вот так, чтобы рукоятка торчала и была хорошо видна.

Маркс засмеялся, но все-таки позволил другу сунуть пистолет в карман своего сюртука именно так, как он хотел, и пошел опять к своим визитерам. Он стремительно пересек комнату, подошел к своему креслу, но не сел, принимая в расчет, что иначе унтер-офицеры не увидят то, что у него в кармане. Они заметили сразу. Капрал весь напрягся и побледнел, а сержант словно прилип взглядом к пистолету.