Эоловы арфы

— Шансы? — Энгельс ласково потрепал по шее коня. — Шансов никаких. Восстание обречено, несмотря на очень благоприятную обстановку во всей Германии.

Мирбах ни слова не ответил, всем видом выражая желание слушать дальше.

— Посуди сам. Вся наша вооруженная сила не больше семисот — восьмисот человек. Соседние города — Бармен, Кроненберг, Леннеп, Лютрингхаузен и другие — к восстанию не примкнули. Мы знаем, что восстали города Хаген, Изерлон и Золинген, но связь установлена только с последним из них. Пруссаки обладают колоссальным превосходством сил. Вся наша провинция окружена семью крепостями, из которых три — крепости первого класса. Развитая сеть железных дорог Рейнской Пруссии и целый флот грузовых пароходов дают возможность правительству быстро доставить войска в любой пункт. Правительство приказало стянуть из Везеля, Вестфалии и восточных провинций целую армию в двадцать тысяч человек с многочисленной кавалерией и артиллерией. А за Руром по всем правилам военного искусства сформирована стратегическая группировка. В этих условиях восстание в Эльберфельде, да и в провинции вообще, может иметь шансы на успех только при совершенно исключительных обстоятельствах.

— При каких же именно? — нервно стегнув лошадь, бросил Мирбах.

— Ну, тут уж мы вступили бы в область чистой фантастики, — горько усмехнулся Энгельс, в свою очередь давая поводья своему коню. — Главное условие — чтобы крепости оказались в руках народа. А это может случиться только в том случае, если военные власти, напуганные какими-нибудь мощными внешними событиями, потеряют голову или если войска хотя бы частично примкнут к восставшим. Но рассчитывать ни на то, ни на другое, как ты понимаешь, не приходится.

— Если ты так ясно видишь, что восстание обречено, то зачем же ты здесь? И зачем настаивал на моем назначении? — В голосе Мирбаха слышались раздражение и досада.

— Я об этом уже говорил членам Комитета. Тебе скажу подробнее и откровеннее. — Энгельс был по-прежнему спокоен. — Во-первых, меня сюда прислал Кёльн, точнее говоря, Союз коммунистов и «Новая Рейнская газета». Во-вторых, не я и не мои единомышленники поднимали это восстание, но раз уж оно началось, я, сам уроженец Бергского округа, счел долгом чести быть в эти дни здесь. Надеюсь пригодиться в чисто военном отношении. А в-третьих, если хочешь знать, я защищаю свою газету, ибо уверен, что как только восстание подавят, так сразу прикроют и ее.

— Ну а меня, меня-то зачем предложил позвать?

— Я подумал так: если ты ездил драться за свободу даже в Грецию, то уж когда за это же самое идет борьба в родном доме, ты все равно не усидишь на месте.

— Ты прав, черт возьми! — Мирбах яростно хлестнул лошадь, и оба всадника пустились рысью.

Они объехали все баррикады, все укрепления, осмотрели все предложенные Энгельсом позиции, где надо будет срочно установить орудия, и Мирбах, несмотря на свой большой практический опыт военного-профессионала, не мог сделать ни одного замечания Энгельсу по поводу его решений и предпринятых мер.

Когда они расставались, Мирбах сказал:

— Ты будешь числиться моим адъютантом, что ничуть не стеснит твою свободу, не свяжет тебе руки, но, надеюсь, в иных случаях защитит кое от кого и поможет.

— Хорошо, — охотно согласился Энгельс. — Я твой адъютант, но поможет ли это мне, защитит ли в трудном случае, не знаю…